Не ангел
Шрифт:
— Это его очень подбодрит, — язвительно ответила ей ММ, но девчонка пропустила эту реплику мимо ушей, ответив, что поехать не сможет.
— Но его бумажник по-прежнему у меня, — добавила Лили, — я хотела принести его сегодня утром, прежде чем вы уедете, но…
— Ну что вы, зачем же так рано вставать из-за таких пустяков, — продолжала язвить ММ. — Вы ведь напряженно работаете, наверное, вчера поздно легли спать, все танцевали…
— Вообще-то, нет, я… — пробормотала Лили, но ММ уже бросила трубку.
В нынешнем состоянии удрученности, даже отчаяния от вновь образовавшейся в ее жизни пустоты,
Лили скорчила телефону гримасу. Старая грымза! Да, Лили очень удачно избежала участи заполучить эту леди в родственницы. Если бы та дала ей возможность объяснить, что вчера вечером она была у Кристал, а бумажник находился в доме ее родителей в Бромли и привезти его до отъезда мисс Литтон в Льюис Лили все равно бы не успела, может, эта ММ была бы поприветливее. Впрочем, сейчас это не имело для Лили ровно никакого значения. Бумажник можно будет просто оставить вечером в «Литтонс» или же передать этой старухе лично в руки. Наверняка она потом снова поедет к Джеку. Милый Джек. Как же она скучает! И как все это тяжело и неприятно.
Мэри Бартлет в глубине души посочувствовала Гаю Уорсли. Он произвел на нее приятное впечатление. Очень симпатичный молодой человек, миловидный и довольно вежливый. Как жаль, что Сюзанне не удалось найти номер его телефона и ему пришлось зря проделать такое долгое путешествие. А ведь он наверняка возлагал на него большие надежды. Однако ничего не поделаешь. Если его намерения действительно были таковы, как сказал профессор Лотиан, значит они поступили правильно. Парень решил обмануть их, и никакая вежливость его не оправдывает.
Когда она сообщила ему, что Сюзанны нет дома, что она срочно уехала на весь день, он совершенно поник. Просто на глазах. И вся его фигура, казалось, съежилась от разочарования и отчаяния. Бедный парень.
— Мне действительно очень жаль, что вы проделали такой долгий путь впустую, — сказала Мэри. — Могу я предложить вам лимонаду или еще что-нибудь? Сегодня такая жара.
Гай Уорсли вежливо поблагодарил ее, сказав, что ему совсем не жарко, что он ничего не хочет, и с еще более удрученным видом направился по дорожке от дома.
Джайлз как раз смотрел в окно, когда показалась Барти. Она шла по набережной и была чем-то крайне взволнована. Бедная девочка! Как ей, должно быть, скверно, ведь теперь у нее нет ни отца, ни матери. А она так любила свою маму! Больше всех на свете, несмотря на то что всю жизнь провела вдали от нее. Правда, Барти часто виделась с Сильвией, и тут уж заслуга его собственной матери,
Джайлз сбежал по лестнице и открыл дверь, но Барти так отчужденно посмотрела на него, словно с трудом узнала. И она плохо выглядела. Просто ужасно. Бледная и потрясенная, с темными кругами под глазами.
— Барти, — спросил он, — что стряслось?
— Я… неважно себя чувствую, — ответила она. И вдруг ее вырвало прямо в холле.
Последний день. Уже пошел отсчет последним двадцати четырем часам. В десять утра в пятницу Себастьян уезжает. И он уже больше не будет ее любовником, ее возлюбленным. Теперь он станет предметом бесстрастной болтовни в литературных салонах, веским аргументом при заключении контрактов и, быть может, дружеским воспоминанием в домашних беседах. А она снова сделается самой собой: счастливой, цельной, контролирующей все, что с ней происходит. Именно это казалось Селии самым обидным: что даже такая страстная любовь рано или поздно ослабевает до такой степени.
Себастьян сдержал свое слово: не звонил и не писал. Несколько раз Селия бралась за трубку и, сама не зная зачем, называла его номер: уж конечно, не для того, чтобы что-то сообщить ему, потому что сообщать по-прежнему было нечего. А потом вешала трубку, прежде чем телефонистка успевала ответить на звонок. И возвращалась к своему разбитому кораблю, в свою одиночную камеру.
Она надеялась, что поступок Оливера по отношению к ней в вопросе о слиянии с «Браннингз» прибавит ей решительности: он отстранил ее, пренебрег ее мнением, презрел ее положение в компании. Так и случилось, но лишь ненадолго. После первого неистового взрыва ярости она снова впала в странную апатию, погрузилась в пучину непонятных мыслей. Эта апатия стала неистребимой: какое-то время Селия ей сопротивлялась, но потом смирилась и позволила овладеть собою полностью. И вся она сделалась совершенно какой-то чужой, так что с трудом себя узнавала.
— Признаться, вид у тебя неважнецкий, — заметила ММ.
Она села возле кровати Джека и принялась распаковывать то, что привезла для него: конфеты, печенье, фрукты, — в точности то же самое, что обычно приносила Джею.
— Ну спасибо. Вообще-то, в последнее время доступ к брадобреям и портным у меня был затруднен, — пожаловался Джек.
— Все понятно, — постаралась улыбнуться она.
— Ты и сама выглядишь не лучшим образом, — изучающе глядя на нее, заметил Джек. — Что-то случилось?
— Нет. Немного устала, только и всего. Джек, что произошло, что ты натворил?
— Честное слово, не знаю. Проходили поворот, пытались не отстать от остальных, врезались в дерево или куда-то еще, больше ничего не помню. И боюсь, во мне было по горло шампанского.
— Джек! Ты просто дурак, вы же могли кого-нибудь угробить.
— Я мог бы угробить и самого себя. Полагаю, ты бы не расстроилась.
— Конечно расстроилась бы.
— Ладно, ММ, какая от меня польза?
— Джек, прекрати эти глупости.