Не ангел
Шрифт:
Мэг, любимая!
Пишу коротко, нет времени. Я жив-здоров, дела не так уж плохи. Еда паршивая, и мы немного устали, а в остальном нормально. Казармы неплохие. По большей части это амбары на грязных фермах, хозяйственные постройки и палатки в лесу. Мы движемся через отвратительные грязные поля к линии фронта, к траншеям в шести-семи милях отсюда. Прекрасно чувствуешь себя в канаве по пояс в воде. Вполне хватило для моих новых башмаков! Последний участок до траншей стал сложным — открытое поле, изрытое воронками от снарядов, и, хотя была ночь, все озаряла полная луна. Когда мы добрались туда, то и там оказалось не лучше: некоторые траншеи очень мелкие, и пришлось лежать в жидкой грязи, чтобы укрыться. Я попал на глубокий конец траншеи, выходит, повезло.
Дорогая Мэг, очень, очень хорошие новости. На Рождество точно буду дома. Готовься встречать.
Люблю.
Если он действительно приедет домой, подумала ММ, в буквальном смысле прижимая письмо к сердцу, нужно хорошенько подготовиться. Это будет замечательно! Она купит елку, украсит дом, приготовит Джаго подарки. И на этот раз будет счастливой и стойкой ради него. Вот только если бы она сама чувствовала себя немного лучше. Возможно теперь, когда она знает, что он приедет домой, ей станет полегче. ММ раньше никогда не страдала слабым здоровьем, у нее не бывало такой противной постоянной тошноты, вялости и сердцебиения. А теперь еще и месячные прекратились. Она, естественно, знала, в чем дело: наступали возрастные перемены. Она уже какое-то время поджидала их — в конце концов, ей уже сорок лет. С мамой это случилось рано, но у нее был рак. ММ застыла как вкопанная на спуске с Хаверсток-Хилл, куда вышла немного прогуляться. А если это не возраст, а рак? Она встряхнулась. Да нет, конечно. Не может быть. Но надо показаться врачу. И поскорее. Как можно скорее. Даже сегодня, если удастся.
— Я беременна. Что ты об этом думаешь?
— Беременна! О, Селия, я… не знаю, что и сказать.
— И я не знаю, ММ. Я даже не знаю, сообщать ли Оливеру. Он только задергается. Скажет, что мне надо отдыхать, и прочие глупости. А я же не могу сейчас себе это позволить.
— Ох, Селия! Мне так… так жаль… — беспомощно добавила ММ, надеясь, что это подходящие слова.
Хотя Селия и была встревожена, выглядела она чрезвычайно бодро. А что ей оставалось делать? Она все встречала с высоко поднятой головой, ничто ее не пугало. Справится и с этим, и со всем прочим, что бы ни случилось. Ее стойкость была неимоверной. ММ тоже была храброй, практически во всем, но беременность пугала ее. В ее сознании беременность была неразрывно связана со смертью: в основном из-за Джаго и трагической судьбы его жены Энни, но также и потому, что бедная Дженетт тоже умерла от этого. И ММ не могла забыть, как тогда на полу в офисе, в луже крови нашла Селию, у которой случился выкидыш. Почти каждый день ММ благодарила Бога, что ей не пришлось подвергаться подобному кошмару.
— Прости, ММ, — сказала Селия, — я не должна была тебя тревожить. В конце концов, какое это имеет значение, когда каждый день убивают людей. Ой, прости меня, ММ, я имела в виду… Ради бога, не плачь, не надо…
— Все нормально, — сказала ММ, усилием воли взяв себя в руки и сумев улыбнуться Селии. — Пожалуйста, не думай обо мне. Все это не столь важно.
— Конечно важно, ММ. Это… то есть… ты… твой… — Ее голос затих. — Прости, ММ, мне не надо было спрашивать…
— Как раз ты имеешь полное право спрашивать, — пояснила ММ. — Более, чем кто-либо. Мне надо было давно сказать тебе, и я виновата, что этого не сделала. Мой друг, мистер Форд, с которым ты однажды уже встречалась…
Селия тактично кивнула, словно встречала Джаго на ланче литераторов.
— Он сейчас во Франции.
— Во Франции…
— Да. На фронте.
— ММ, мне так жаль. Очень жаль. А он… Боже мой, какой, право, идиотский вопрос…
— Он жив и здоров, — твердо сказала ММ, — и постоянно мне пишет. Конечно,
— ММ, ты вовсе не обязана…
— Я так хочу. Ты так… помогла нам в тот день, нам обоим. Как хороший друг.
— Могу только порадоваться, что все хорошо закончилось. Ведь заранее не угадаешь. И он мне очень понравился, ММ, я подумала, что он… невероятно…
— Поговорим о тебе, — уклончиво прервала ее ММ. Рассказывать Селии о том, как он служит, — одно дело, обсуждать его личность — совсем иное.
Селия покраснела, поняв, что сказала лишнее.
— Прости, ММ. Да, я и моя беременность. Вот, право! — Она на секунду задумалась, а затем добавила: — Думаю, что не стану пока говорить Оливеру. Не перед его отъездом. Он уедет гораздо более счастливым, если не будет волноваться обо мне. А там, бог даст, как-нибудь справлюсь. Возможно, я даже и не увижу его, до тех пор пока… — Ее голос слегка дрогнул, затем выровнялся: — Пока не родится ребенок. Это будет разумно, так ведь?
— Пожалуй. Когда… когда ты собираешься?..
— Рожать? Сейчас, дай-ка подумать. В июле. Еще далеко. В Рождество ничто меня не выдаст, разве что, возможно, тошнота, которую я уж как-нибудь да объясню. Ох, ММ, дорогая, и зачем я такая плодовитая!
— Наверное, это трудно, — вежливо заметила та. И вновь подумала: какое счастье, что в числе ее проблем не было хотя бы этой.
11 ноября
Мэг, любимая!
Нам сказали, что военные действия пока прекращены. Какое-то время крупных наступлений не будет, так что можешь перестать волноваться обо мне. Мы находимся в лагере отдыха, и теперь я могу сообщить тебе, что тут была чертовски кровавая драка. Убили нескольких офицеров. Должен сказать, здесь неплохая команда офицеров — все храбрецы и очень хорошо относятся к нам, солдатам. Я о них слова плохого не слыхал. Честно говоря, сперва я сильно сомневался, видя, как они разъезжают в вагонах первого класса и все такое прочее, в то время как нас держали, будто стадо скота, но мы вверяем им свою жизнь, и они, как могут, стараются ее сберечь. Во всяком случае, «искренне твой» вышел без единой царапины. Похоже, мне везет. Старшина сказал, что не бывает везучих солдат, бывают только хорошие. Коли так, стало быть, я чертовски хорош. С Рождеством все более-менее ясно. Не знаю, сколько мы пробудем здесь, знаю только, что здесь спокойно.
Я люблю тебя, Мэг.
Дорогая Селия!
На Рождество я приеду домой. Надеюсь, для меня найдется местечко за твоим столом. Или хотя бы под елкой! Меня бы устроило хорошее старомодное семейное Рождество с твоим выводком. Я много думал о них. Славные у тебя детки. Передай Оливеру, что тут все хорошо, даже отменно весело, но что ему понадобится изрядный запас теплого белья.
С любовью,
— Здравствуй, мам.
— Ах… Барти! Я не слышала, как ты вошла. Как поживаешь, дорогая?
— Спасибо, очень хорошо, — вежливо сказала Барти.
Превращаться в вежливую незнакомку для матери Барти терпеть не могла. Да и мальчишки ее дразнили. Называли кралей. Это было ужасно обидно.
— Ты прекрасно выглядишь. Леди Селия с тобой?
— Нет. Она привезла меня сюда и уехала в офис на один-два часа.
— Но она зайдет, когда будет забирать тебя? Ох, тогда мне нужно привести дом в порядок, вымыть пол.
— Мам! Не глупи. При чем тут пол?
— Как это при чем, если леди Селия приедет!
— Я думаю, — сказала Барти, — у нее сейчас есть тревоги поважнее твоего пола. Уол идет на войну.
— Да что ты! Вот ужас, жалко-то как! А где он сейчас?
— На учениях где-то в Англии. Она сама тебе расскажет, когда вернется, я уверена. А папа… Он что-нибудь говорил об этом?
— Нет, что ты, дорогая. Куда ему идти. Он больше нужен здесь. Поддерживать очаг, как он говорит. На войне уже много народу, к тому же он слегка староват — ему ведь за тридцать, так что, может, его и вовсе не возьмут. Какая нужда всем-то туда спешить, в конце концов?