Не ангел
Шрифт:
ММ уловила скрытое издевательство, но ей даже понравилось сравнение с овцой: оно подействовало на нее успокаивающе. Все равно сейчас у нее не было никакого желания видеть леди Бекенхем. К тому же она пока не подписала бумаги. А надо бы. Она с трудом села на кровати и выпила немного воды.
— Я не желаю никого видеть, — сказала она, — кто бы это ни был. Передайте мои извинения. А если вы немного подождете, то заберете вот эти анкеты. Я сейчас подпишу.
— Привет, ММ.
Это была Селия. Но что это с ней? Бледная, с распахнутыми глазами. Она что-то протягивала ей — письмо.
— ММ, прочти скорее. Пожалуйста. Я хотела, чтобы оно попало к тебе как можно быстрее. Сестра, не могли бы вы принести мне воды? Что-то мне… нехорошо. И подайте стул, пожалуйста, не сочтите за труд.
Сестра
Селия тяжело опустилась к ММ на кровать — ей явно было плохо, боль не утихала, но ММ не замечала этого. Она ничего не замечала. Она сидела, читая письмо, которое привезла Селия, и губы ее при этом бесшумно двигались. Она перечитала письмо несколько раз, а когда закончила, отложила его и, откинувшись на подушку, улыбнулась.
— И в то же время она плакала, плакала в три ручья, — рассказывала потом младшая сестра остальным сестрам, — а потом, спустя минуту или две, сказала: «Принесите мне, пожалуйста, ребенка, немедленно!» А старшая сестра ответила ей, что не может, потому что он спит, и я ей тоже об этом говорила, а она заявила, что неважно, спит он или нет: она хочет увидеть его, и, если мы не дадим, тогда она сама пойдет и возьмет своего сына. Пришлось мне пойти и принести его. Старшая сестра пришла в ярость. А та взяла ребенка и давай гладить по головке, нескладно, если уж говорить по правде, и целовать его, и все плакала и причитала, что виновата и что любит его, снова и снова. Ну просто умиление. А потом та вторая леди, которая привезла письмо, лишилась чувств, и старшая сестра послала за доктором. Но похоже, теперь эта леди сама потеряет своего ребенка. Вот ведь печаль какая!
Глава 11
— Мод, пойдем, моя милая, папа покажет тебе чудесный новый дом, который он для тебя построил.
— Прямо для меня? — Мод смотрела на отца широко открытыми глазами — совершенно зелеными, без тени голубого.
— Нет, я там тоже буду жить, если позволишь. И Джейми иногда тоже. И няня, конечно, и кое-какие слуги. Мне кажется, тебе там понравится, он стоит на замечательной улице, которая называется Саттон-плейс, на Ист-Ривер.
— На реке? Мы можем покататься на лодке?
— Ну, только не на Ист-Ривер, — засмеялся Роберт. — Но на выходные я подыскиваю для нас место на Лонг-Айленде. Вот там мы сможем покататься.
— Почему нам нужно уехать из этого дома?
— Он для нас великоват, милая. Для нас с тобой.
— И для Джейми.
— Да. Теперь пойди к няне и попроси одеть тебя. Я тебя подожду, и мы поедем.
Мод уже исполнилось четыре года. Это было нежнейшее создание, не то чтобы очень красивое, но необычайно привлекательное — с рыжевато-золотыми волосами и серьезным личиком. Они с отцом были искренне преданы друг другу. Мод росла не по годам смышленой, но не избалованной. Роберт, насколько мог, избегал баловать ее, боясь, как бы она не стала похожа на старшего брата. С самого начала он был с дочерью строг и того же требовал от няни.
— Я понимаю, что ей без матери трудно. Но в таких условиях еще проще превратиться в дурного ребенка, поскольку все стараются компенсировать ей эту потерю. А в дальнейшем избалованность сослужит ей дурную службу.
Роберту казалось, что самое трудное время миновало. Дженетт существовала для Мод как самое любимое воспоминание, которое Роберт всячески старался поддерживать. Но то был лишь эпизод, вспышка памяти, потому что всю сознательную жизнь Мод провела без матери.
Мир Мод счастливо замыкался на Роберте, няне и Джейми, которых она обожала. Бруеры удачно расширили круг их общения: Джон и Фелисити души не чаяли в Мод, а их сын Кайл принял на себя роль Лоренса как старшего брата. Что не умаляло Джейми в глазах девочки, даже напротив. Поэтому Роберт был счастлив за Мод и спокоен за ее будущее, особенно теперь, когда он построил дом и Лоренс больше не мог обижать их. Единственное, чего он желал, — это чтобы Мод могла познакомиться с остальными Литтонами. В первые дни войны он все еще лелеял надежду свозить ее в Лондон, но торпедная атака немецких подводных лодок на «Луизиану», гибель в море свыше тысячи пассажиров сделали поездку в Англию решительно невозможной.
— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и жила вместе с нами на Чейни-уок, — предложила Селия.
ММ недоуменно посмотрела на нее: вот этого ей хотелось меньше всего. Ей была ненавистна мысль о потере независимости, уходе из собственного дома. Она обожала одиночество, и отказ Джаго переехать к ней послужил существенным условием длительности их отношений.
— По-моему, не очень хорошая идея, — быстро ответила она.
— Но почему? Почему бы нет? Это было бы очень удобно: мы по очереди ходили бы за углем, продуктами и прочими вещами. К тому же теперь, когда детей нет дома, совсем ни к чему каждой из нас оставаться в отдельном большом доме.
ММ ответила, что ее дом совсем небольшой, а Селия возразила, что, по общим меркам, для одного человека он все-таки большой.
— Никто не предлагает тебе продавать его, ты можешь вернуться туда в ту же минуту, как окончится война. А миссис Билл было бы не так скучно, если бы она жила с нами. ММ, я совершенно не потревожу тебя, обещаю, можешь даже есть отдельно в своей комнате, если хочешь.
ММ попросила немного времени на раздумья и наконец согласилась, не столько поддавшись уговорам Селии, сколько из чувства, что многим обязана ей. Конечно, долгая, утомительная поездка на машине в Биконсфилд с драгоценным письмом от Джаго стала если не главной причиной потери Селией ребенка, то, во всяком случае, одной из причин. ММ знала, что никогда, пока жива, не забудет той ночи, когда она сидела и держала своего Джея, припав к нему, не в силах от него оторваться, и снова перечитывала нежные строки.
Возлюбленная моя Мэг!
Я и представить не мог, что буду так счастлив. Только при мысли о том, что ты носишь нашего ребенка, мои глаза наполняются слезами. Конечно, я боюсь за вас, но твердо знаю: когда вернусь домой и увижу вас вместе — мою родную семью, это будет стоить всего того, что каждому из нас пришлось выдержать. Я так горд и так рад, Мэг! Я люблю тебя больше, чем когда-либо, и благодарен тебе от всего сердца за этот чудный подарок — от тебя и от Бога, в которого я начинаю верить.
Любящий тебя Джаго.
P. S. Я хочу, чтобы мы как можно скорее поженились. Не могу допустить, чтобы мой сын — а я уверен, что это сын, — рос маленьким бастардом.
Радость переполнила ММ, растеклась в ней, и любовь тоже, и каким-то неведомым образом заполнила прошедшие несколько страшных месяцев, превратив уныние и отчаяние в счастье и надежду. Джаго не было в живых, но все же он не был потерян для нее, не отверг ее, как ей казалось. Он любил ее и хотел, чтобы она носила его дитя, — и таким образом она снова обрела его. И когда ММ думала о том, как близка была к потере маленького Джея, почти отдав его чужим людям и даже ни разу не подержав на руках этой маленькой частички Джаго, и сделала бы это, не прибудь Селия вовремя, ее переполняли одновременно ужас и благодарность. Но было одно страшное «но»: Селия в результате потеряла свое дитя, которого так хотела, которого так ждал Оливер, — символ продолжающейся жизни, их совместной счастливой жизни вопреки войне. Селия, со свойственной ей дерзкой отвагой, рисковала ради ММ собственным ребенком, и риск оказался слишком велик.