Не ангел
Шрифт:
— Оставь, пожалуйста, — ответила Селия ММ на следующий день, когда, бледная и изнуренная, лежала после долгой ночи, во время которой родилась и через час умерла ее недоношенная девочка. — Это все равно случилось бы, я все делала не так, доктор Перринг давным-давно велел мне лежать. Вчера, вставая, я поняла, что это неизбежно. Я долгое время игнорировала все сигналы своего организма. Если кто и виноват, так это книги, которые мы таскали на прошлой неделе. Пожалуйста, не вини себя, ММ. Я очень рада за тебя.
Но храбрость покинула Селию, когда позже, после горестной регистрации смерти, похорон и извещения Оливеру, она сломалась и плакала дни напролет. Мать утешала ее в Эшингеме со свойственным ей бесцеремонным сочувствием, а ММ с Джеем пока жили в «голубятне», стараясь не попадаться Селии на глаза. ММ понимала, что один только вид чужого здорового ребенка будет сейчас
Вот здесь она ошибалась. Как-то днем Селия приехала, настроенная весьма решительно, и потребовала показать Джея.
— Я хочу по-настоящему познакомиться с ним, он столько для нас всех значит. Дай мне его, пожалуйста, ММ, мне хочется его подержать.
И ММ, немного помедлив, передала ей Джея, который уже набирал вес и изображал на личике нечто, что ММ называла улыбкой, хотя все в один голос говорили ей, что в три недели от роду такого не бывает.
Селия прижала кроху к себе и, взглянув на ММ поверх его маленькой темной головки, сказала:
— ММ, для меня он особенный. Уверяю тебя. Да, я плачу и ничего не могу с этим поделать, но я не знала Джаго, а вот так узнаю его. Я хочу постоянно видеться с этим пареньком, ведь столько сил отдано, чтобы он остался с нами. Ты только посмотри, какой он красивый! Скорее бы его увидели все остальные.
Внешне Селия храбрилась, но и после возвращения в Лондон ММ несколько раз видела, как она беспомощно всхлипывает.
— Только не утешай, — сказала она довольно сердито, — для меня это хуже нет. Я справлюсь. Будем лучше работать до упаду. Работа меня всегда излечивала. Кстати, и за Оливера я не буду так тревожиться.
Уважая горе Селии и ценя ее храбрость, ММ в конечном итоге согласилась жить с ней на Чейни-уок, взяв с собой маленького Джея, миссис Билл и Дороти Дженкинс, веселую, легкого характера молодую женщину, которую наняла ухаживать за Джеем. Но долго это не продлилось.
В начале 1915 года немцы совершили несколько налетов на побережье, но первая воздушная атака на Лондон произошла только в начале лета. Селия постоянно смотрела на небо и трепетала при виде цеппелинов, висящих над городом, — прожекторы высвечивали их сигарообразные тела. Неторопливое, на вид плавное движение дирижаблей было таким обманчивым и, казалось, совсем не сулило того, что случалось потом: неистовый гул, оглушающий грохот и огонь, а затем… страшные взрывы бомб. Жертвы бомбежек были малочисленны, но многие здания оказались разрушены, и все понимали, что это не в последний раз. Жители города были сильно напуганы. На следующий же день Барти, близнецы и Джей вместе с нянями немедленно отправились в Эшингем.
Моя дорогая!
Теперь, оглядываясь назад, я удивляюсь тому, что нам говорили в Колчестере об окопной войне. Четыре дня на передовой, четыре дня под прикрытием артиллерии, восемь дней в запасе и четырнадцать дней отдыха — такова была теория. Звучало мрачновато, но терпимо. Сейчас, при острой нехватке людей, здесь можно пробыть неограниченное время. Говорят, что батальон полка «Блэк уотч» [15] провел на передовой сорок восемь дней. Мы пока здесь двадцать. Люди истощены, но, что удивительно, моральное состояние хорошее. Один за всех и все за одного. Мы сидим в довольно сносных окопах с деревянными настилами. Есть даже жаровни, которые разжигаются в сумерки в помещениях для офицеров. Роскошь! К тому же мы находимся примерно на глубине десяти футов, поэтому чувствуем себя вполне безопасно.
Самое противное, во всяком случае ночами, — это газ. Боже, вот жуткая штука! Газовая атака — настоящий кошмар. Но опять же, пока все хорошо. Раньше было гораздо хуже: каждый день по пояс в грязной жиже и никакой возможности просушить одежду. И конечно, жуткие окопные вши, несколько моих бойцов подцепили их. А самых больных признали негодными. Их ноги попросту гнили в постоянной сырости, и началась гангрена.
Самое главное здесь, на передовой, — это моральная стойкость. А иначе падает боевой дух, исчезает храбрость. Ах, дорогая моя, где те дни, когда я ходил по сухому чистому дому, принимал ванны, носил чистую одежду и все заботы, способные потревожить мой сон, сводились к «Литтонс» и его новому каталогу. Неужели это было?! Только мысли о тебе позволяют мне вспомнить прежнюю жизнь.
Я люблю тебя, дорогая, очень сильно. Скажи детям, чтобы
Заканчиваю писать, уже поздно, а день здесь начинается рано. По крайней мере, не нужен будильник!!!
Вся моя любовь с тобой.
15
«Блэк уотч» — королевский шотландский полк, буквально «Черная стража»; название дано по цвету мундиров, изготовленных из темной шотландки.
Селия прочла письмо сначала быстро, а потом медленно, как делала всегда, затем поцеловала его, сунула в кожаную сумку и спустилась вниз в утреннюю комнату, где ее уже ждал поднос с чаем и тостами. Завтраки прежних дней с бесконечным переч нем блюд из яиц, бекона, почек и колбасы, выстроившихся рядком на буфете под серебряными крышками, фрукты, кофе, горячие булочки, горки сливочного масла, горшочки с мармеладами и джема ми — все это казалось сейчас просто фантастикой. Сильно ощущался недостаток продовольствия, цены резко подскочили, шли постоянные разговоры о введении карточек как единственном справедливом решении. Женщины часами стояли в очередях за продуктами.
Кухарка Селии каждое утро отправлялась в магазин, заранее занимая очередь. С тех пор как горничные ушли работать на фабрику, она с истинным рвением исполняла свои обязанности. Весело объявив, что на кухне дел не так уж много, кухарка вызвалась помогать Селии с уборкой. В этом отношении Селии просто повезло, потому что кухарки многих ее друзей негодовали, если им поручали уборку дома. Кухарка и Брансон следили за домом, а втроем с Селией они поддерживали и сад, так что он выглядел аккуратным и ухоженным. Трумэн ушел на фронт, и Селия сама садилась за руль в тех случаях, когда общественный транспорт ее подводил. Селия приобрела новый «пежо», который очень ей полюбился, этой машине требовалось гораздо меньше бензина, чем «роллсу», поставленному пока в гараж в Эшингеме.
Горничная Селии попросила расчет и отправилась на курсы медсестер. Селия спокойно отпустила ее, поручив ей вести дневник, который можно будет опубликовать после войны. Селия теперь сама следила за своей одеждой и сама стирала ее. Она обнаружила, что глаженье — до сих пор неизвестное ей занятие — очень успокаивает, и часами простаивала у гладильной доски, разглаживая платья, юбки и блузки, отделанные кружевом. Она по-прежнему любила одежду и старалась одеваться разнообразно. ММ же оставалась верна своей «униформе». Селии нравилась новая укороченная модель юбки: и за вид, и за практичность, и за то, что она приоткрывала ее бесспорно стройные ноги. Ее также восхищала простота новых фасонов пальто и жакетов. Но в редких случаях, отправляясь куда-нибудь вечером, Селия все же надевала длинные платья, отделанные кружевом, бархатные накидки, туфли на высоком каблуке и часами укладывала волосы.
— Приходится продолжать заниматься тем, что для тебя значимо, — говорила она ММ, — и делать это как можно лучше. Иначе жизнь становится совершенно неузнаваемой.
А тот факт, что жизнь становилась совершенно неузнаваемой, Селия упорно отказывалась признавать — это не отвечало ее упрямому оптимизму.
В школе после возвращения Джайлзу стало не лучше, а еще хуже. Над ним продолжали издеваться, у него по-прежнему не было друзей, и он ощущал себя в равной степени бездарным и в крикете, и в футболе. Еда, и до того плохая, стала просто отвратительной; а хуже всего оказалось то, что сменился штат преподавателей. Почти все молодые учителя ушли на фронт. Их место заняли преподаватели значительно старшего возраста или дамы средних лет с комплексом «старой девы», что не только привнесло скуку в обучение, но и проявилось в их еще большем неведении относительно того, что происходило прямо у них под носом. В результате пошатнулась общая дисциплина и усилилась власть старост-префектов и фагов. Джайлз был в отчаянии, его страдания усугублялись постоянным страхом, что отец может погибнуть, а в случае если нем цы выиграют войну, они заколют всех детей и сожрут их.