Не Барби для босса

Истомина Аня

Открываю глаза и чувствую, как внутри идёт борьба совести с желанием. Плюю на приличия. В конце концов, мне потом из-за нее дрочить. А ещё во мне виски с шампанским.

Выключаю ночник и ложусь рядом с Женей, подставив руку под голову и снова поглаживая ее животик. Рука плавно съезжает ниже.

Поглаживаю пальцами мягкий светлый пушок, всё ещё пытаясь удержаться от не очень порядочного поступка. Но… с другой стороны, Женька спит и все равно ничего не вспомнит. А я впервые в жизни так хочу

конкретную женщину, что ее могу удержать себя в руках.

Смирнова вдруг томно вздыхает и… немного раздвигает ноги.

Сердце сбивается с ритма.

Как заворожённый веду пальцами вдоль полоски волос вниз и невесомо скольжу по складочкам. Тут же нетерпеливо ныряю глубже, приоткрывая их и чувствую, что они становятся влажными. Ее тело откликается на мои ласки.

Теряя остатки самообладания, растираю смазку между половых губ и начинаю ласкать то чувствительную горошину, то ныряю во влагалище, призывно толкаясь глубже.

Женя вдруг ахает и подается бедрами навстречу моей руке.Тут же атакую приоткрывшиеся губы и кайфую от того, что она слабо, но отвечает на мой поцелуй.

– Моя девочка, – шепчу, придвигаясь к ней ближе. Вижу, как Женя приоткрывает глаза и немного удивленно смотрит на меня, а потом вдруг притягивает за шею и сама подставляется под мои поцелуи и руки.

Кажется, член уже дымится от того трения, что происходит между нашими телами.

– Ррррома, – рычит со стоном мое имя Женя, откидываясь на подушке и выгибаясь всем телом. И – клянусь – это “Рома”, сорвавшееся с ее губ, – самое прекрасное, что я когда-либо слышал.

– Кончай, моя девочка, – двигаю пальцами еще быстрее, заставляя ее метаться по подушке и стонать снова. Сам рычу от желания войти в нее по самый корень и излиться в горячее влагалище.

Женя снова вздрагивает и обессиленно падает на кровать, а я ложусь на спину, приспуская штаны и добиваю свой изнывшийся орган короткими толчками в ладонь. С хрипом кончаю в кулак. Дышу, как будто не на кровати лежал, а мешки грузил.

– Охренеть, – приподнимается на локте Женя и удивленно смотрит на меня, – Роман Петрович еще и дрочит у меня во сне.

Хмурюсь, не понимая, о чем она, а Женька тут же отворачивается и… снова засыпает.

– Охренеть… – смотрю на нее ошарашенно. Реально спит, зараза. Аж похрапывает. – Охренеть…

Глава 11. Женя

Просыпаюсь с тяжёлой головой, словно кто-то стукнул меня по ней кувалдой. Сначала не понимаю, где я нахожусь. Мысли разбегаются. Медленно поднимаюсь с кровати, оглядываюсь вокруг и замечаю стакан воды на прикроватной тумбочке. Жадно хватаю его, пью до дна, и мне кажется, что ничего вкуснее в жизни я не пробовала.

Немного приходя в себя, наконец замечаю своё отражение в зеркале напротив. Моё состояние, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Я в мужской рубашке, явно Романа Петровича. Щеки розовые, волосы растрепаны.

Охреневаю,

вспоминаю только урывками остатки вечера. Встаю, пытаюсь найти свою одежду, но её нигде нет. Иду в ванную, и там, на батарее, замечаю свои розовые трусы. Сердце сжимается.

Начинаю смутно вспоминать, как Роман Петрович нес меня наверх. Но, как же я оказалась в этой рубашке и без трусов? Переодевал он меня или я сама?

Чувство стыда обжигает, и я пытаюсь убедить себя, что всё было нормально. Решаю принять душ — горячий поток воды немного проясняет мои мысли, но воспоминания не возвращаются. Где моя кукольная одежда я так и не нашла, поэтому, завернувшись снова в ту же рубашку, спускаюсь вниз.

На кухне вижу начальника. Роман Петрович стоит у плиты и что-то готовит. Когда он замечает меня, его взгляд становится мягким, в глазах появляется хитрый блеск, а губы расплываются в лёгкой улыбке.

— Доброе утро, — говорю, пытаясь прочистить осипшее горло. — И сразу вопрос: это вы меня переодели?

Он поднимает брови, усмехается:

— Ты что, алкаш, ничего не помнишь?

Вздыхаю, качая головой:

— Я предупреждала, что от шампанского я дурная. Что я творила?

Он усмехается, продолжая помешивать что-то на плите. Пожимает плечами.

— Успокойся. Ты сама помылась, переоделась и легла спать. Я тебе воды принёс и ушёл.

Чувствую, как напряжение внутри немного отпускает, и вздыхаю с облегчением.

— Спасибо. Роман Петрович, извините, но я так плохо себя чувствую, что не смогу сегодня быть аниматором. Хотите, можете мне ничего не платить, только отвезите меня домой. — стону. — Я хочу в свою умирательную яму, иначе откинусь прям тут у вас.

Сажусь на стул, поджав ноги, и кладу голову на колени. Она так раскалывается, словно по ней веслом били.

Роман Петрович глядит на меня с лёгкой насмешкой и ставит передо мной тарелку с бульоном. Сам завтракает бутербродами и кофе.

— Это вы сами приготовили? Ради меня? — удивленно улыбаюсь, подняв голову.

Он кивает, взгляд его становится чуть серьёзнее.

— Я бы отпустил тебя, Жень, но не могу. — вздыхает, не отрывая от меня глаз.

— Почему? — поднимаю брови, округляя глаза.

Он чуть усмехается:

— Понравилась.

От неожиданности мои глаза расширяются ещё больше, а он вдруг смеётся. Я точно что-то начудила вчера. Жопой чую.

— Посмотри в окно, — кивает Роман Петрович в сторону окна. — Снега выпало метра два. Мы загородом. Грейдеры даже за деньги не едут, пока не расчистят основную трассу. Сутки ты точно в моем плену. Я тебе оплачу, если ты за это переживаешь.

За окном и правда все белым бело. Фыркаю, качая головой:

— Да что вы всё деньгами-то меряете? В таком плену пожить — ещё доплачивать нужно.

Он улыбается, кивает:

— Ну вот и договорились. Ешь похмельный суп. К вечеру баньку замутим. Полегчает.