Не бойся Адама
Шрифт:
– Вы обнаружили что-то странное или подозрительное с научной точки зрения?
– Не думаю. Правду сказать, я допустил неловкость, и он перестал мне доверять. Я не очень силен в его специальности, микробиологии, и мне бы хотелось завернуть в Париж, кое-что проверить.
– Париж! А нельзя ли вернуться и проверить все в Штатах?
– У нас мой интерес к подобным вещам вызовет подозрение, а в Париже работают лучшие из лучших в этой области.
Арчи всегда относился к Франции как к родине глупых безделиц и месту, где можно развлечься. Он разрешил Полю посетить ее, но исключительно в целях отдыха.
– Если вы ничего не найдете, возвращайтесь немедленно, – сказал он на прощанье.
Глава 8
Весной Тереза не любила карабкаться по своему косогору В это время погода часто менялась. Неожиданно становилось холодно, и ветер с дождем делали булыжник мостовой скользким. И все же каждый день и чего бы ей это ни стоило она поднималась по крутому склону к Бур-де-Фур, покатой площади в самом высоком месте города Кальвина. Ей стукнуло семьдесят пять, но ни за что на свете она не согласилась бы жить где-нибудь еще. Она миновала круглый фонтан, полицейский участок и нависающие друг над другом кафе, а потом решительно пошла на приступ каменной лестницы, открытой всем ветрам и ведущей к ее жилищу.
Вот уже восемь дней ей было не по себе. Она точно знала, что должно случиться, не знала лишь, как и когда это произойдет. Она нервничала, и вот сегодня утром, заметив сидящего на поручнях парня, она испытала не страх, а облегчение. По крайней мере, нечего больше ждать.
Отчего это она воображала его темноволосым, крупным и страшноватым? Нет, держащий на коленях мотоциклетный шлем парень оказался стройным блондином с вполне симпатичным лицом. Он и обратился к ней весьма почтительно:
– Госпожа Тереза? Здравствуйте. Я по поводу вашей племянницы.
Тереза поклялась сыграть свою роль до конца. Сделав над собой усилие, она изобразила на лице удивление.
– Племянницы? А, вы о Жюльетте.
Если бы это касалось только ее, она бы вежливо приняла юношу, провела к себе и угостила оранжадом. Но Жюльетта особенно настаивала на том, чтобы она ни под каким предлогом не пускала его домой. Тереза с некоторым сожалением отбросила правила приличия и продолжила разговор, стоя на продуваемой ветром площадке.
– Что вам от нее нужно?
– Похоже, что она с неделю назад покинула Шом и оставила на автоответчике ваш адрес. Не скажете ли, как я могу с ней связаться?
– Она тут не живет, но каждый день мне звонит. Она сейчас нечасто выходит и никого не принимает. Мне кажется, она не совсем здорова. Если хотите что-то сообщить, я непременно ей передам.
Говоря с Терезой, юноша прикрывал глаза, а весь вид его выдавал одновременно усталость и уверенность в себе, что производило приятное впечатление.
– Все очень просто. Скажите, что Джонатан хотел бы с ней встретиться. Хотите, запишу имя? Джо-на-тан. И еще скажите, что ее условия приняты.
Тереза понимающе взглянула на него. Какое счастье быть в возрасте, когда любви ставятся условия с единственной целью благосклонно им подчиниться!
– В таком случае, – сказала Тереза с довольным видом человека, знающего больше, чем кажется, – она с радостью встретится с вами сегодня в семнадцать часов. Вы свободны?
– Семнадцать часов? Идет. А где?
– Она предлагает кафе «Грютли» около театра. Вы знаете Женеву?
– Да, да, я знаю, где это, – живо отозвался Джонатан. – Я непременно там буду.
Он немедленно и, как показалось Терезе, весьма любезно с ней распрощался.
Тереза одолела последние ступеньки, открыла дверь и поставила на пол пакеты. Потом присела прямо в передней и задумчиво улыбнулась.
Племянница всегда пробуждала в ней чувство нежности и страха одновременно. С самого ее детства Тереза относилась к дочке своей сводной сестры как к своему собственному ребенку, особенно после того, как осталась вдовой без детей. Она с болью наблюдала, как воспитывали малышку. Ее отцу было уже под шестьдесят, когда она появилась на свет. Бизнесмен, получивший в наследство небольшое состояние в виде доли в фирме морских перевозок, он сумел его приумножить. Богатый и эгоистичный, он не терпел дома никакого шума, запрещал девочке приглашать подруг и вечно ее отчитывал. Поначалу мать боялась ему перечить. Ей так не хотелось оставаться старой девой… Она еще не привыкла к тому, что под занавес оторвала столь завидного жениха. Потом, когда отношения супругов начали портиться, она принялась вымещать на девочке свое раздражение и мучить ее. Казалось, что у родителей больше нет ничего общего, кроме отвращения к маленькой Жюльетте и всему, что ждало ее впереди: молодости, движению, жизни. Девочка в ответ замкнулась в себе и принимала все совершенно бесстрастно. Она была так молчалива и заторможена, что напоминала умственно отсталого ребенка. Только Тереза различала таившуюся за вечным спокойствием бурю. На каникулы родители всегда посылали девочку к тетке, только бы от нее избавиться, а та терпением и лаской добилась от нее нескольких признаний. Уже в отрочестве она раза два или три поддержала племянницу и в более серьезных обстоятельствах.
Итак, она вовсе не удивилась звонку Жюльетты на прошлой неделе. У той не было никого на свете, к кому обратиться в трудную минуту. Жюльетта спросила, не могла бы она на несколько дней поселиться в пустой студии, которой Тереза владела в Каруже. Как всегда, Тереза согласилась, не задавая вопросов.
Ей оказалось тем более приятно познакомиться с Джонатаном. Теперь смысл этого маленького происшествия прояснялся, и дело, судя по всему, шло к счастливому концу. Она только надеялась, что у Жюльетты хватит ума повести дело правильно. Да к тому же она поговорит с ней и еще раз напомнит о том, что жизнь коротка. Тереза дышала ровно, сердце больше не колотилось. Она сняла телефонную трубку и набрала номер племянницы.
Дворец Грютли около Новой площади и театра слыл местом сбора киноманов и всех тех, кто числился в Женеве интеллектуалами. Его левацкая и антиглобалистская атмосфера больше подошла бы Парижу 68-го, чем городу Реформации, но для Жюльетты главной притягательной его силой оставалось наличие трех выходов, иначе говоря, трех возможностей смыться.
Она дождалась четверти шестого и толкнула стеклянную дверь со стороны площади Племпале. Со своими прямыми волосами, падающими на плечи, слегка потертыми джинсами и свитером с высоким воротом она отлично соответствовала духу этого места. Здесь всегда было хоть отбавляй красивых девушек, одетых, правда, в какое-то подобие мешков. Жюльетта нервно подкрасилась, ожидая назначенного времени. В возбуждении она немного перебрала с помадой и тональным кремом. Войдя в зал, она издалека заметила Джонатана. Он сидел в одиночестве перед опустевшей чашечкой эспрессо и нервно подергивал ногой. Жюльетта удостоверилась, что в кафе только обычные посетители, не вызывающие подозрения.
Со времени последнего свидания с Джонатаном в Шоме Жюльетта не переставала поражаться собственной решительности и активности. Мир представал перед ней столь пронзительно и резко, что это и завораживало, и пугало ее. Она чувствовала себя ребенком на ярмарке. Мгновения полета и эйфории сменялись внезапным головокружением, словно она должна вот-вот упасть на далекую землю и разбиться. Это ее немного пугало, но ни за что на свете она не хотела, чтобы все кончилось.
Она покинула Шом, чтобы на всякий случай держаться подальше от Джонатана и его «заказчиков». Но самым главным было то, что заброшенная и застывшая в молчании деревня, так созвучная ее прежней тоске, стала теперь для нее совершенно непереносима. Ее страхи никуда не исчезли, но стали жить какой-то иной, неизвестной жизнью. Жюльетта была охвачена внутренней дрожью, ей беспрерывно хотелось шума, движения и суеты. Для всего этого есть места получше Женевы, но все-таки это столичный город. Жюльетта днем и ночью бродила по улицам, зная, что вокруг всегда будет народ, свет, машины. Она чувствовала себя одинокой и хрупкой, но в то же время непобедимой. Ничто не могло заставить ее отказаться от принятого решения.