Не бойся, я рядом
Шрифт:
– Ну да, – улыбнулась та. – Не у тебя одного бывает плохое настроение. Был мальчик, я его жутко любила, а он не обращал на меня внимания.
– Из-за этого?
– Нет, не из-за этого. Пока не обращал – я страдала стандартно. Со слезами в подушку, но без бритвы. А потом – обратил. Мощно обратил, я бы даже сказала. Короче, я недолго сопротивлялась. Точнее, совсем не сопротивлялась. Он меня к себе на квартиру завел – и я ему тут же отдалась. И еще бы сто раз отдалась, я вообще-то думала, что наша любовь – на всю жизнь.
– Он тебя бросил? – спросил Парамонов.
– Можно сказать
– А сам, что, в кадр не попал?
– Нет. Вырезал, вытравил лицо – уж не знаю как. Фотошопов вроде еще не было. Вот тогда в ход пошла бритва. А потом был дурдом. На улице Восьмого марта.
– Отлично знаю! – даже обрадовался окончанию рассказа Олег.
– Ты тоже там лежал?
– Нет. Я с медсестрой оттуда дружил.
– Понятно. Люди там были хорошие, добрые и порядочные. Попала я с диагнозом «реактивный психоз, завершенная попытка суицида». Пролежала месяц. Вышла даже без неприятных записей в карте – но на следующий год восстанавливаться из академа не стала, ушла в другой институт, с потерей курса. Боялась, что фотографии снова вылезут.
– А что этот урод?
– Женечка-то? Не знаю, живет где-то. Правда, вуз он тоже сменил. Сразу, как я в больницу попала, его очень сильно избили. Видно, не всем понравилось, как он со мной обошелся. Ко мне в дурку даже следователь пытался пройти, но его мои врачи не пустили. А вообще, я не хочу о нем думать. Никаких чувств к нему не испытываю: ни хороших, ни плохих. Так вот, почему я про дурдом заговорила. Там депрессивных половина была. Я их теперь с полувзгляда узнаю.
– Знаешь, я тоже, – в первый раз за день засмеялся Олег.
Ольга тоже рассмеялась.
– Ну, а теперь вернемся к началу, – посерьезнел Парамонов. – Тебе нужен сорокалетний параноик со всеми перечисленными тобой страхами? Кстати, есть еще и неперечисленные.
– Параноик – это из другой оперы, – серьезно сказала Ольга. – Я ведь по этому поводу все, что могла, перечитала. У тебя заболевание эмоциональной сферы, ты во всех своих страхах сохраняешь критическое отношение к происходящему, просто справиться в одиночку не можешь. Вдвоем будет намного легче. Плюс таблетки сейчас совсем другие. Не то, что в те времена. Я ж помню, аминазин бедняге воткнут – и он доходит тихонько.
– Смелая ты, Ольга, – сказал Парамонов. – Тут за себя-то отвечать страшновато, а ты за чужого берешься.
– Во-первых, ты не чужой. Во-вторых, у тебя все не так и запущено. А в-третьих, жить бессмысленно в одиночку – еще страшней.
– Понятно, Олечка, – вздохнул Олег Сергеевич. – Спасибо за разговор. И за твое предложение.
– Значит, нет? – Ее миловидное лицо сразу как-то осунулось – видно, много надежд было связано с этим разговором.
– Значит, нет, – сказал он.
– А помогать тебе позволишь? Справляться с тревогами?
– Я сам со всем разберусь.
– Сам не разберешься. Весь фокус именно в этом: взять себя в руки –
– Я завтра же пойду к врачу, – сказал Парамонов.
– А что… сегодня что-то произошло? – Все же у женщин – дьявольское чутье.
– Да так. Ничего особенного. – Потом вспомнил про ее рассказ и решил не темнить: – Попытался застрелиться, но даже этого не смог. Говорю же, неудачник.
– О господи! – взялась руками за лицо Ольга. – Тогда тем более тебе нельзя быть одному.
– Можно. Я же сказал: завтра иду к врачу.
Уже расстались, попрощавшись (ему – на другой троллейбус, ей – в метро), как Ольга вернулась, догнала.
– Олежек, ты мне точно обещаешь?
Она не сказала что, но и так было понятно.
– Абсолютно.
– А давай я это заберу, а?
– Оно и так в надежных руках. – Что-что, а понимать друг друга с полуслова они, похоже, научились.
– Ну, до завтра?
– До завтра.
Еще через полчаса Олег уже заходил в подъезд своего дома. Не то чтобы суперэлитного, но вполне солидного, отделанного красивым, охристого цвета, кирпичом монолита, со своей территорией и охраной.
Да, еще раз спасибо папе. На зарплату младшего редактора отдела науки апартамент в этом доме точно не купить.
В большой по площади, хоть и двухкомнатной, квартире Парамонов проделал тот же маршрут, что и Татьяна Ивановна Логинова: душ-спальня-койка.
Что ж, даже самые длинные дни в году когда-нибудь заканчиваются.
9
Парамонов, как и обещал двум женщинам сразу, докторше Логиновой и сослуживице Ольге, врачу на следующий день позвонил.
Но представился журналистом научно-популярного издания Академии наук. А что, не соврал же.
И попросил аудиенции.
Профессор Лазман согласился сразу.
А почему нет?
Как специалист, повидавший на своем веку тысячи больных, он точно знал: чем больше будет таких статей, больше доступной и понятной информации о душевных заболеваниях и методах их лечения, тем больше людей удастся вернуть к нормальной жизни, а то и из петли вынуть.
Ведь, черт возьми, какая штука получается: с огромным фурункулом или больным зубом никто дома отсиживаться не станет. Или с тем же аппендицитом. А с не менее опасной душевной болезнью будут прятаться от врача до конца, причем часто – в прямом, мрачном смысле этого слова.
Была и вторая причина, по которой профессор Лазман не отказал, несмотря на загрузку, позвонившему журналисту. Он в своей частной практике, приносившей хороший доход, на нехватку пациентов не жаловался. Однако в рыночных отношениях, субъектом каковых Марк Вениаминович, несомненно, являлся – не считая его деятельности в государственной клинике, – реклама, как известно, лишней не бывает. Тем более в таком уважаемом издании.