Не боюсь Вирджинии Вулф
Шрифт:
Ник (тоже тихо). Нет, нет. Я про свою жену… моей жене чуть что, так нездоровится. Ваша жена — Марта.
Джордж (с сожалением). Да… знаю.
Ник (как о достоверном факте). Да не бывает она ни в каких санаториях.
Джордж. Ваша жена?
Ник. Нет. Ваша.
Джордж. Ах, моя! (Пауза.) Да, не бывает… А я бы не прочь там побывать. Будь я… на месте… на ее месте… то съездил бы туда. Но я не она… и потому в санаториях не бываю. (Пауза.) А хотелось бы.
Ник (хладнокровно). Да… действительно.
Джордж. Вы сами видели.
Ник. Я стараюсь не…
Джордж. Впутываться. Хм? Правильно?
Ник. Да… правильно.
Джордж. Ну еще бы!
Ник. Как-то… неловко.
Джордж (насмешливо). Вот оно что!
Ник. Да. Так. Именно.
Джордж (передразнивая его). Да. Так. Именно. (Потом громко, но самому себе.) ОТВРАТИТЕЛЬНО!
Ник. Послушайте! Я ничего такого не сказал…
Джордж. ОТВРАТИТЕЛЬНО! (Не громко, но подчеркивая каждое слово.) Вы думаете, мне приятны… как бы это сказать… эти высмеивания, эти нападки в присутствии… (презрительный жест в его сторону)… в вашем присутствии? Думаете, мне это нравится?
Ник (холодно, неприязненно). Да нет… Думаю, что совсем не нравится.
Джордж. Ах, вот что вы думаете? Хм?
Ник (враждебно). Да… Думаю. Думаю, что не нравится.
Джордж (притворяясь растроганным). Ваше сочувствие обезоруживает меня… ваше… ваше сострадание исторгает из меня слезы! Крупные, соленые, ненаучные слезы!
Ник (в высшей степени пренебержительно). Я одного не понимаю, почему вы заставляете посторонних людей принимать участие в таких сценах.
Джордж. Я заставляю?
Ник. Если вам и вашей… жене приятно кидаться друг на друга, как дикие…
Джордж. Мне? Это МНЕ приятно?
Ник. …дикие звери, то почему бы вам не заниматься этим, когда у вас никого…
Джордж (сквозь ярость у него пробивается смех). Ах ты, самовлюбленный петух…
Ник (с откровенной угрозой). Вы прекратите это… мистер!
Молчание.
Поосторожнее!
Джордж. …ученый муж!
Ник. Я тех, кто старше меня, не бью.
Джордж (взвешивая его слова). А-а. (Пауза.) Вы бьете только тех, кто помоложе… и детей… женщин… птичек. (Видит, что Нику это не смешно.) Впрочем, вы правы. Смотреть, как двое людей не первой молодости с багровыми физиономиями, тяжело пыхтя, лупят друг друга и чаще всего промахиваются — зрелище не из приятных.
Ник. Э-э нет, вы двое бьете без промаха… у вас получается. Производит впечатление.
Джордж. Значит, впечатляющие зрелища производят на вас впечатление? Вы чрезвычайно впечатлительны, вы… можно сказать… прагматический идеалист.
Ник (с натянутой улыбкой). Да нет, просто бывают случаи, когда я восхищаюсь тем, что обычно не вызывает у меня восхищения. Например, публичное бичевание не кажется мне приятным времяпрепровождением, но…
Джордж. …но опытный флагеллант… так сказать, профессионал, способен вас восхитить.
Ник. Угу, угу… Да.
Джордж. Вашу жену часто тошнит, не правда ли?
Ник. Нет, я этого не говорил… Я сказал, что ей часто нездоровится.
Джордж. Ая думал, что вы о приступах рвоты…
Ник. В общем, да… Ее… ее постоянно тошнит. Стоит ей начать… и конца этому не видно… Продолжается часами. Не каждый день, но… довольно регулярно.
Джордж. По ней хоть часы проверяй, хм?
Ник. Да, примерно так.
Джордж. Выпьем?
Джордж берет его стакан и идет к бару.
Ник. Безусловно. (Без всяких эмоций, если не считать легкой брезгливости.) Я женился на ней потому, что она забеременела.
Джордж (пауза). Вот как! (Пауза.) Но вы говорили, что у вас нет детей… Я спросил, а вы сказали…
Ник. На самом деле ничего такого не было. Беременность на почве истерии. Ее разнесло, а потом все опало.
Джордж. А когда разнесло, вы на ней и женились.
Ник. А потом у нее все опало.
Оба смеются, сами удивляясь своему неожиданному смеху.
Джордж. Гм… Вам «бурбону»!.. Я не ошибаюсь?
Ник. Гм… да, «бурбону».
Джордж (все еще у бара). Когда мне было шестнадцать лет и я учился в школе, во времена Пунических войн, мы, прежде чем разъехаться по домам, отправлялись в первый же день каникул целой компанией в Нью-Йорк, и вечером вся наша братия ходила в подпольный салун, который держал некий гангстер — папаша одного нашего мальчишки. Тогда в стране проводился Великий Эксперимент, или Сухой закон, как это чаще всего называется. Время было тяжелое для его сторонников и вольготное для всяких жучков и полиции. Так вот, мы ходили в этот подпольный салун, пили там вместе со взрослыми и слушали джаз. Как-то раз в нашей компании был один пятнадцатилетний мальчишка, который за несколько лет до того убил свою мать из дробовика — случайно, совершенно случайно, без всякого к тому повода, даже подсознательного, в чем я не сомневаюсь, ни минуты не сомневаюсь, и в тот вечер этот мальчишка был вместе с нами, и мы все заказали кому что, а когда очередь дошла до него, он потребовал: «а мне «бургону»… порцию «бургону» с водой». Ну, мы все так и покатились… он был блондин, лицо как у ангелочка, мы хохочем, а его бросило в жар, и даже шея покраснела, а тот жучок, который принял у нас заказ, возьми да и доложи все за соседним столиком, и те тоже давай хохотать, другие узнали и тоже покатились, кому ни скажут, все хохочут, и хохот все громче, мы хохочем-заливаемся, а в пашей компании громче всех гогочет тот мальчишка, — тот, что застрелил свою мать. Наконец за всеми столиками узнали, над чем хохочут, и давай заказывать себе «бургон» и покатываться с хохоту. Потом, конечно, смех начал стихать, но понемножку, то и дело закажут за каким-нибудь столиком «бургон» и опять покатываются. В тот вечер мы пили бесплатно, и гангстер — отец одного нашего — поставил нам от себя бутылку шампанского. А на другой день, в поезде, когда мы разъезжались кто куда из Нью-Йорка, все, наверно, были вялые, все мучились с похмелья, как взрослые… и тем не менее это был самый лучший вечер за всю мою… молодость.