Не бросайте бескрылок
Шрифт:
– - Извини, отключился, бывает. Если повторится -- потерпи. -- Болезненно улыбнувшись, добавил: -- Построился, говоришь? А что толку? Сын на Камчатке, дочь в Москве. Для кого только старался?
– - Прости, Миша, не подумала.
– - Да ладно, я ведь и правда в дачу душу вложил. Если встану на ноги -- свожу показать. Даже водоемчик с рыбкой есть... Думал, вместе жить станем, а не получается. Жену прошу меня там похоронить, все, может, чаще приезжать станут.
– - Никак помирать собрался? Не рано ли? -- воскликнула Валентина.
– - Может и рано, -- вздохнул Михаил. -- Только вот на этой самой постели в моем положении о чем не подумаешь. Знаешь, село наше стало сниться: детство, как у речки собирались, такие наивные были,
– - Знает, сказала.
– - Не ревнует?
– - Есть немного.
– - Ей-Богу, смешно, ко мне и ревновать! Какой же я теперь ухажер? Тут впору хоть руки накладывай. Растолкуй ему.
– - При случае растолкую. Только зачем руки-то накладывать? Мужик ты терпеливый -- потерпи.
– - Ясно, что потерплю. Но другой раз подумаю о смерти и вроде как не страшно умирать-то. Сколько людей поумирало и среди них немало близких, родных. Ведь витает же где-то их дух, ждут же, наверное, знают, когда кто из нас Богу преставится? -- Михаил говорил и чему-то улыбался.
– - Зачем ты так, зачем? Пожить надо в радость детям, внукам.
– - Это ты хорошо сказала, что в радость детям и внукам. Поживу, значит, сколько судьбой отмерено! Облучать скоро вновь будут, может, и не все еще потеряно. А другие мысли в голову все же лезут. Жаль, что смерть за деньги не продается. Собрал бы все наличные, занял, если не хватило, и купил какую надо. Для приличной смерти можно и раскошелиться. Нет же, не купишь. Она, старая карга, сама, когда и кого надо разыщет. Небось, опять подумаешь, что чепуху несу? А что делать, если глупые мысли одолевают. Я тот самый молоточек, что по голове меня тюкнул, сто раз проклял. Надо же было ему выпасть из кармана бригадирской ветровки и шлепнуть меня по голове именно тогда, когда я снял каску? Дикое стечение обстоятельств. Теперь вот аукается. Э-эх, елочки зеленые... Видно в самом деле судьба такая.
– - Не хандри, Миша, не надо, пришла дух поднять, а ты жалобишь. Думаешь, не понимаю? Сама считала, что износа не будет... А о молотке забудь, выбрось из головы.
– - Все, все, молчу, давай лучше о чем-нибудь другом потолкуем! Ага, вспомнил: "Все боли и беды у человека от нервов, только одна -- от любви". Скажи, как здорово подмечено?
– - Не надо и об этом.
– - Это почему не надо? -- переспросил Михаил и добродушно поглядел на Валентину. -- От любви, понимаешь?
Валентина не хотела раскрывать Михаилу свою сердечную тайну, да и зачем? Столько лет прошло. И все же решилась. Возможно потому, что он теперь болен и неизвестно сколько протянет, а если так, то должен знать о ее к нему любви. Запоздалое, правда, признание, смешно конечно, но может быть это хоть как-то ему поможет.
– - Ведь я, Миша, тебя любила и люблю посейчас, -- сказала тихо, будто боясь, что кто-то услышит. -- Страдала, и если честно, то ругала, особенно когда написал, что решай как хочешь. Егор тогда посватался и не отставал. Думала, приедешь...
Михаил вначале словно не понял, о чем она ему говорит, потом лицо его вздрогнуло, полоски бровей сомкнулись к переносью и тут же взметнулись вверх, а сам он виновато, как мальчишка, захлопал глазами.
– - Зеленый был, -- ответил тягуче. -- Все заветную мечту хотел где-то далеко-далеко ухватить. А мечта, оказывается, рядом была.
Михаил даже голову с подушки приподнял, потом, виновато постучав себя пальцем по лбу, пробормотал:
– - Не грусти, Валюш, видишь, как у меня к концу погано сложилось. С Егором-то, выходит, тебе надежней?
– - Ты, Миша, прости, но не сказать тебе не могла. Пойми и прости.
– - Понимаю, понимаю, -- ответил он устало и закрыл глаза. Потом их открыл и заговорил тихо, тихо, даже глаза заискрились. -- Это ж недавно было: ночь, луна и мы с тобой как воробышки на крылечке щебечем о чем-то... Вроде вчера -- протяни руку и дотянешься. Спасибо тебе.
Михаил поднес руку Валентины к губам
Егор, как всегда при встрече, вначале выговорил, а потом уж стал расспрашивать. Он по-другому не мог.
XIII
Телефонный разговор с сестрой взволновал Антона. Он как никто другой понимал ее теперешнее состояние, а также то, что без него сестра ничего не сделает, да и не будет делать. Действовать надо было срочно. Объяснив ситуацию лечащему врачу, он отпросился и на другой день поехал в онкологический диспансер. По дороге молил Бога, чтобы Валентина, чего доброго, не захандрила и не почувствовала себя беспомощной, никому не нужной. Вообще-то, в руках держать она себя умела, недаром могла, если надо, других успокоить, вселить уверенность, поднять дух и настроение. Но это других, а тут лично себя касалось. Тем более, обстановка радости не вселяла. Только представь незавидную перспективу во всех ожидаемых подробностях, так ведь с ума сойти можно. Размышляя об этом, Антон спешил в диспансер. Там подтвердились худшие опасения -- обнаружена злокачественная опухоль, она прогрессирует и надо срочно делать резекцию желудка. Валентина этого не знала, не знали об этом и Егор с Леной. Но первым делом следовало договориться об операции: где, когда и кто будет делать? Вопрос нешуточный -- промедление каждого дня и часа опасно для жизни. Забрав из диспансера результаты обследований, Антон в этот же день поехал в областную больницу. Там, после встречи с главврачом, определился по всем вопросам. Теперь перед ним стояла не менее сложная и крайне щепетильная задача -- известить о предстоящей операции сестру, а также Егора с Леной. Но надо было это сделать так, чтобы Валентина деталей и подробностей своей истинной болезни не знала. Антон волновался, хотя и старался держаться спокойно.
Войдя во двор, Антон услышал веселые голоса. "Тамара с детьми приехала, -- подумал он, -- вот сестра-то рада-радехонька". Однако его задача теперь еще более осложнилась. Решил действовать по обстоятельствам.
Вытерев о половик ботинки, зашел в коридор, поздоровался, но раздеваться не спешил. Прислонившись спиной к дверному косяку, раздумывал, а не махнуть ли ему в магазин да купить что-нибудь пацанам? На кухне сестра, Егор и улыбающаяся Тамара. Она все такая же стройная, красивая, разве что чуть пополнела. Из комнаты выскочили ее "тяпти": Стасик с Женечкой. Стасику пятый год, а Женечке -- третий. Слово "тяпти" внукам Егор приклеил -- тапки Женя "тяптями" называла. Валентина поглядела на Антона так пристально, будто пыталась узнать, с чем он приехал.
– - Раздевайся и проходи, брат, ужинать будем, -- сказала приветливо и занялась своим делом.
– - Если б знал, что тут такие гости, по пути чего-нибудь прихватил. Может, в магазин проскочить?
– - Раздевайтесь, раздевайтесь, дядя Антон, обойдемся без "чего-нибудь", -- сказала Тамара и, подойдя, подставила для поцелуя румяную щеку.
– - И чего каждый раз упрашивать, -- пробурчал Егор, -- посидим, по рюмке-другой пропустим.
– - Тебе бы только рюмки пропускать, -- съязвила Валентина. Но сказано было мирно, больше для порядка. Это и понятно -- дочь с внуками погостить приехала, как тут не посидеть.