Не буди дьявола
Шрифт:
– Ты, наверное, гадаешь, почему я тебе звоню, – сказала она. – Так?
– Да, я об этом подумал.
– Я звоню попросить об услуге. Об огромной услуге.
Гурни на мгновение задумался, потом рассмеялся.
– А что смешного? – Похоже, смех обескуражил ее.
– Ты мне однажды сказала, что просить надо только о большой услуге: если просят о маленькой, легче отказать.
– Ну нет! Не верю, что я могла такое сказать. Это же явная манипуляция, ужас какой. Ты ведь это все выдумал? – Конни исполнилась радостного негодования. Ее невозможно было надолго выбить из колеи.
– Так
– Ты правда, правда все выдумал! Я знаю!
– Так все же, что ты хотела?
– Теперь мне совсем неловко, но это правда была бы огромная услуга. – Она помолчала. – Ты помнишь Ким?
– Твою дочь?
– Мою дочь. Она тебя боготворит.
– Что, прости?
– Только не притворяйся, что не знал.
– Ты сейчас о чем?
– Ох, Дэвид, Дэвид! Все женщины от тебя без ума, а ты хоть бы заметил.
– Кажется, я видел твою дочь один раз, и ей было лет… пятнадцать?
Он вспомнил, что за ланчем в доме Конни с ними сидела симпатичная, но очень уж серьезная девочка – в разговор не вступала, вряд ли и слово вставила.
– На самом деле ей было семнадцать. Ну ладно, может, “боготворит” – слишком пафосное слово. Но она поняла, что ты очень, очень умен, а для Ким это много значит. Сейчас ей двадцать три, и я знаю, что она очень высокого мнения о суперкопе Гурни.
– Это мило, но я не понял, к чему…
– Разумеется, не понял. Я тебя сама запутала с этой моей преогромной услугой. Может, ты сядешь? Разговор не такой уж короткий.
Гурни все еще стоял в ванной, прямо у раковины. Через спальню и холл он прошел к себе в комнату. Садиться ему не хотелось, и он подошел к окну, выходящему на задний двор.
– Все, Конни, я сел, – сказал он. – Что случилось-то?
– Нет, ничего плохого. Наоборот, кое-что изумительное. Ким невероятно повезло. Я тебе говорила, что она интересуется журналистикой?
– Пошла по стопам матери?
– Боже, ни в коем случае не говори этого ей, не то она тут же все бросит! Похоже, главная цель ее жизни – это полная от матери независимость! И не говори, что она пошла. Она не пошла, а вот-вот разбежится и прыгнет. Так вот, давай я объясню что да как, а то ты совсем запутаешься. Она заканчивает магистратуру по журналистике, учится в Сиракьюсе. Это ведь недалеко от вас?
– Ну не прямо по соседству. Ехать – ну, скажем, час сорок пять.
– О’кей, терпимо. Немногим дольше, чем мне до города. Ну так вот, для диссертации она придумала сделать документальный мини-сериал о жертвах убийств, точнее, не о самих жертвах, а об их семьях, о детях. Ей интересно посмотреть, как убийство влияет на родственников жертвы, если дело не было закрыто.
– Не было?..
– Да, она хочет взять случаи, когда убийцу так и не нашли. И рана так и не затянулась по-настоящему. Неважно, сколько времени прошло, в эмоциональном плане это самый значимый факт их жизни: он создает мощнейшее силовое поле, необратимо меняющее жизнь. Передача будет называться “Осиротевшие”. Разве не гениально?
– Звучит интересно.
– Более чем интересно! Но главное – ты закачаешься. Это не просто идея. Она будет воплощена в жизнь! Начиналось все как чисто академический проект, но научный
Гурни сказал бы, что РАМ больше всех каналов виноват в том, что новости превратились в шумный, пестрый, пошлый, дурманящий балаган паникеров. Но поборол искушение и промолчал.
– Ну так вот, – восторженно продолжала Конни, – ты, наверно, гадаешь, при чем тут мой любимый сыщик?
– Я слушаю.
– Тут несколько вещей. Во-первых, мне хотелось бы, чтобы ты за ней чуть-чуть присмотрел.
– То есть?
– Ну встретился бы с ней. Вник бы в то, что она делает. Посмотрел бы, верно ли изображает жертв насилия: ты ведь знаешь, что с ними происходит. Это для нее такой шанс. Если не наделает ошибок, перед ней такие горизонты!
– Хм-м.
– Мычание – знак согласия? Ну пожалуйста, Дэвид!
– Конни, я ни черта не понимаю в журналистике. – А то, что понимал, вызывало отвращение, но об этом Гурни тоже промолчал.
– Журналистика – это по ее части. Ума ей не занимать. Но она еще совсем ребенок.
– Ну так что тут нужно от меня? Возраст?
– Контакт с реальностью. Знание. Опыт. Широта перспективы. Глубокая мудрость, как результат… скольких раскрытых дел об убийствах?
Он решил, что вопрос риторический, и отвечать не стал.
Конни продолжала еще энергичнее:
– Она просто суперспособная, но одно дело способности, другое – опыт. Она разговаривает с людьми, у которых убили отца, или мать, или еще кого-то из близких. Ей важно не потерять чувство реальности. Ей надо видеть всю картину, понимаешь? Столько поставлено на карту, ей нужно знать как можно больше.
Гурни вздохнул.
– Боже, об этом же написаны тонны книг. Горе, смерть, утрата близких…
Она перебила его:
– Знаю, знаю, все это психоложество – проживание потери, пять стадий дерьмования, что там еще. Ей не это нужно. Ей нужно поговорить с кем-то, кому есть что сказать про убийства, кто видел жертв, их глаза, их ужас, с кем-то, кто во всем этом разбирается, а не просто написал книжонку. – Повисло долгое молчание. – Ну так что, ты согласен? Просто встретитесь с ней, посмотришь, какие у нее наработки и что она собирается делать. Что скажешь?
Гурни смотрел в окно на темное пастбище, и меньше всего его прельщала перспектива встречаться с дочерью Конни и сопровождать ее на пути в мир вульгарного телевидения.
– Конни, ты говорила о каких-то двух вещах. Какая вторая?
– Ну… – голос Конни заметно ослаб. – Еще у нее проблема с бывшим парнем.
– В чем проблема?
– То-то и непонятно. Понимаешь, Ким хочет казаться неуязвимой. Мол, никого она не боится.
– Но?..
– Но как минимум этот урод позволяет себе гнусные приколы.