Не был, не состоял, не привлекался
Шрифт:
В десятом классе Валька проявил примерное прилежание, занимался по математике с репетитором и задание родителей выполнил. Поступать он решил в медицинский. Редкий выбор среди наших знакомых. Модно было идти в инженеры. Пятилетки, романтика созидательного труда…
Решил стать врачом Валька, вероятно, чтобы потрафить своему любимому деду. Он называл его дединькой. Последние свои годы дед жил в семье дочери, Валькиной мамы. Это был седой массивный и широкоплечий старик с добрым лицом и неторопливой речью. До революции он практиковал в собственной водолечебнице в украинском городе Елисаветграде, где пользовался большим уважением горожан. Он имел большой дом, с библиотекой,
Революция избавила его от права собственности на водолечебницу. Кажется, он подарил ее городу. Отечественная война лишила дома. До войны Валька часто жил у деда в летние каникулы. В год поступления в институт его вызвали оттуда телеграммой в Москву на собеседование с директором. Он добирался не без трудностей, с пересадками. На собеседовании его спросили фамилию, и хочет ли он стать врачом. Валька ответил и услышал, что принят.
«И это все? – спросил Валька. – Ради этого я ехал?». Последовал ответ, что таков обычай. «Дурной обычай» – позволил себе резюмировать Валька. И удалился, гордый и довольный.
Не только дединьку Валька любил искренне и сильно. Он горячо любил маму, папу, младшую сестренку…
В шестом классе, когда мальчишки и девчонки, почти все без исключений, стали влюбляться, Валька полюбил одноклассницу Галю, красивую и решительную девочку. Будучи открытым от природы, Валька таить своих чувств не стал и написал Гале записку, где сообщил, что он любит ее «…не платонически, а морально». Текст стал известен в классе, и один малец сказал, что теперь мама не будет Галю одну выпускать на улицу.
Первая любовь осталась именно платонической. Галя с годами превратилась в очень красивую девушку, участвовала в войне, а потом вышла за другого одноклассника замуж. Однако Валька на всю жизнь сохранил к ней теплые чувства и гордился тем, что предмет его первой любви так прекрасен.
Тут я позволю себе маленькое отступление от темы. Как-то я сообщил одному приятелю предположение. Поведение молодых людей напоминает мне детскую игрушку – заводной автомобильчик. Вот он заведен, бодро катится, покоряет девушек. Завод кончился – автомобильчик остановился. И вот тут-то он женится. Не автомобильчик, конечно. Мой приятель сказал, что с ним так и было. Поэтому я решил своей «теорией» поделиться.
В продолжительных телефонных разговорах мы вспоминали, как я «отдал» Вальку в аспирантуру. Окончив институт, он работал врачом в Подмосковье. Наблюдательный, он иногда рассказывал о любопытных пациентах. Запомнился почему-то такой эпизод. К нему – невропатологу – пришел на прием небритый и грязно одетый мужчина. Он снял фуражку, и Валька увидел вошь. Попытался пристыдить пациента, но тот, нимало не смутившись, ответствовал: «Доктор! У каждого человека есть свое засекомое». Доктор решил его не поправлять и не стал спорить.
Как-то я сказал Вальке: «Шел бы ты в аспирантуру, учиться привык, а за ученые степени стали прилично платить…». Валька согласился и, не откладывая, при мне поведал о своем намерении отцу. В этот день у отца настроение было неважное, не ладилась работа, беспокоила контузия, полученная в ополчении в первый год войны. Он вздыбился и сказал, как отрубил, что хватит сидеть на родительской шее, работать надо, а не учиться…
Время в стране было, если можно так выразиться, достаточно голодное, действовала карточная система. Валька понурил голову, а я подал реплику, что аспирантам дают карточку эн-эр, как научным работникам. На эту карточку можно было купить по твердым ценам гораздо больше продуктов, чем отпускали рядовым гражданам. Отец мигом изменил свое решение. Он сказал: черт с тобой, иди. Что Валька исполнил безотлагательно. Был принят в аспирантуру и успешно проходил ее курс и в это время тут же на кафедре влюбился и, в итоге, женился. Предметом его пылкой любви оказалась Ольга, сотрудница кафедры. Она отличалась видной и крепкой фигурой и, главное, очень твердым характером. Быть может, улыбка Джоконды таинственнее, чем улыбка Ольги, но у Ольги она была несомненно добрее и веселее. Да еще светились карие глаза. Одним словом, влюбился Валька на всю жизнь.
Валька-юноша был довольно красив, общителен и, как уже сказано, любвеобилен. Но, видно, завод кончился, и Ольга затмила горизонт.
Роман развивался бурно. Однажды Валька пожаловался мне: Ольга его очень сильно обидела. Правда, в это время ей нездоровилось. Я без обиняков сказал жестко: «Плюнь и руки не подавай!».
Валька, разумеется, меня не послушался. Они поженились, прошли годы и как-то на отдыхе Ольга сказала мне, что ей известно о моем «Плюнь…» и так далее. Валька, конечно, протрепался. Но Ольга на меня не обиделась. «Мужик», – сказала она. И улыбнулась своей доброй и веселой улыбкой. Так что баланс наших с Валькой отношений не пострадал.
На склоне лет в одном телефонном разговоре со мной Валька стал в своей несколько сентиментальной манере расхваливать доброту моей покойной матери. Я попытался его остановить, но он неожиданно сказал, что именно тогда, когда я посоветовал плюнуть и руки не подавать, моя мать придерживалась другого мнения. Она сказала Вальке, что раз любит, пусть женится. Так он и поступил.
Валька окончил аспирантуру, защитил диссертацию и был направлен в Витебск, в разоренную войной Белоруссию. Он организовал в медицинском институте кафедру гистологии, работал увлеченно, привязался к Витебску, но не порывал с Москвой. Ольга периодически жила и работала в Витебске, каникулы вместе проводили в Москве. Бытовые трудности не смущали его. Он научился хорошо готовить, полностью обслуживать себя. Так пролетело 13 лет, которые он считал счастливыми. Много позже на встрече бывших одноклассников по случаю какого-то юбилея один товарищ позволил себе непочтительно высказаться о городишке Витебске. Валька обиделся на него надолго.
Возвратясь в Москву, Валька работал в научно-исследовательских институтах. Работал успешно, приобретал авторитет в своих кругах. Был доволен своим поприщем и семьей. В свободное время поигрывал в турнирах медиков в шахматы.
Гордился удачно проведенной партией с кандидатом в мастера, ничейным исходом партии с мастером. Впрочем, и в Витебске он участвовал в местных соревнованиях.
Потом наступили другие времена. Ушла из жизни Ольга. Как принято говорить, после тяжелой и продолжительной болезни.
Вальке пришлось сполна отведать прелестей перестройки. Он как огня боялся потерять работу, потому что пенсия не обеспечивала мало-мальски сносного существования. А годы и болезни давали себе знать. Свобода предпринимательства была ему ни к чему. К этому он имел еще меньше талантов, чем к математике. Как-то раз он заработал сотню долларов за то, что помог претенденту на ученую степень доктора, исправив в диссертации орфографические, синтаксические и некоторые другие ошибки, (быть может, тот ученый не имел крепкого среднего образования), Валька поведал мне, что обменял зеленую купюру на рубли и положил их на сберкнижку. Напрасно пытался я объяснить ему что-то про отрицательный процент из-за инфляции. Он и слышать об этом не хотел. Он был просто ученый, медик высокой квалификации с широким кругозором и талантами в некоммерческих областях.