Не было бы счастья
Шрифт:
– Так был ли мальчик?
– Федор откинулся на спинку кресла и в задумчивости поднес мою руку к губам.
– Как думаешь, были ли у Эммы Францевны партийные деньги на самом деле, или это ее очередная «маленькая мистификация»?
– Теперь об этом знает только она сама, вернее, ее дух… Ой, что это с Гошей.
Мой верный терьер стоял у одного из шкафов, украшавших будуар. Он шумно втягивал воздух, прислонив нос к щели между дверцами. Точно также он обнюхивал ореховый шкаф в день нашего прибытия в имение.
– Осторожно, там может
Смелый филолог распахнул дверцы. Среди шелковых шарфов, меховых горжеток и кашемировых накидок скрючился Галицкий. Он сидел в неудобной позе, подтянув ноги и свесив голову вниз, руки безвольно упирались в пол шкафа тыльными сторонами ладоней.
– Бедный Галицкий, - всхлипнула я.
– Его-то за что?
Федор тронул Льва Бенедиктовича за плечо. Тело выпало из шкафа и ожило. Галицкий задвигал руками и ногами, уселся на восточном ковре, и принялся растирать ладонями лицо.
– Господи, как я устал… - проговорил он и посмотрел на нас красными воспаленными глазами.
– Что вы здесь делаете? Зачем трогали компьютер?
– Галицкий, вы здесь давно спите?
– не обращая внимания на его вопросы, спросил Федор.
Лев Бенедиктович поднялся на ноги и прогнулся в пояснице.
– Не ваше дело, - сердито буркнул он.
– Я здесь нахожусь по просьбе Эммы Францевны. Кто вам разрешил включать компьютер?
– Эмма Францевна умерла.
Галицкий прекратил делать зарядку и метнул взгляд на дверь в спальню.
– Я вам не верю!
– Напрасно. Тело уже увезли на вскрытие. Если это убийство, вы первый на подозрении. Сядьте.
Галицкий послушно опустился в рекамье.
– Все равно, на ваши вопросы я отвечать не собираюсь. Я нахожусь на работе. Я частный сыщик. Вот моя лицензия.
Лев Бенедиктович протянул Федору документ. Тот дотошно изучил все надписи, сличил фотографию с оригиналом и сказал:
– В дате срока действия документа подретуширована последняя цифра. Что будем делать?
– А сам ты кто такой?
– завопил истошным голосом бывший сыщик. Уж, не из милицейских ли? Лицо мне твое, вроде, знакомо.
– Нет, я из гостей Эммы Францевны, а называть меня можешь просто: Федор Федорович, - по-барски взмахнул он рукой и скучным голосом спросил: - Где, когда и при каких обстоятельствах вы, гражданин Галицкий, убили и спрятали труп Климовой Елизаветы Петровны?
Лев Бенедиктович сжался в рекамье и затравленно посмотрел на меня. Я мило улыбнулась ему в ответ.
– Я не убивал! Она сама таблеток наглоталась, и письмо оставила прощальное. У Эммы Францевны оно в сейфе лежит. А закопать в лесу барыня велела. Я тут ни при чем! А за захоронение в неположенном месте нет уголовной ответственности!
– Как вы объясните причину самоубийства гражданки Климовой?
– Письмо она получила от жениха. Он ей отворот-поворот, вот она и наложила на себя руки.
– Лжете!
– по-прокурорски загремел Федор.
– Что было в письме?
– Не знаю!
– закрестился Лев Бенедиктович совсем, как домоправительница.
– Я письмо через Глашу передал нераспечатанным. Это она мне потом сказала, что Бурцев от Лизы отказался.
– Когда вы познакомились с Бурцевым?
– Прошлой весной в Бадене. Я сопровождал Эмму Францевну в качестве телохранителя.
– Где закопали труп Климовой?
– В орешнике, напротив большого камня, у речки.
– Так, вернемся к нашим баранам. Как долго вы сидели в шкафу?
– Уже сутки. Эмма Францевна позвонила вчера утром и просила срочно приехать. Я приехал. Она посадила меня в этот шкаф и велела сторожить компьютер, чтобы никто к нему не подходил.
– Расскажите, что вы видели ночью.
– В двадцать два пятьдесят Эмма Францевна вошла в будуар. Что-то писала, сидя у бюро. В двадцать три пятнадцать вышла. Почти сразу послышались голоса в малой гостиной, но кто там разговаривал, я не разобрал. Звукоизоляция в доме хорошая. Вот как раньше строили!.. В двадцать три тридцать барыня вернулась в будуар и почти час работала на компьютере. Потом ушла к себе, и больше я ничего не слышал, если не считать слабый звон посуды внизу около часа ночи. Утром пришла Глаша и долго прибиралась. Где-то в это время меня и сморило. Господи, уже вторые сутки без сна… А что случилось с Эммой Францевной?
– При необходимости вам сообщат.
Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по дороге многочисленные кресла и столики с безделушками, я смирно сидела в кресле.
– Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда была гроза, вы по личной инициативе сидели в шкафу?
– осмелилась спросить я.
Галицкий отвернулся и засопел, как Гоша, когда я застаю его на месте преступления - валяющимся на хозяйской кровати.
– Что просила Ариадна у Эммы Францевны?
– Галицкий, отвечайте. Ваша свобода в ваших руках, - давил Федор на щуплого филера.
– Она просила продать ей какие-то фермуары, - нехотя выдавил он из себя.
– Фермуары - это как-то связано с мемуарами?
– удивился Федор.
– Нет, это застежка из драгоценных камней на ювелирных изделиях, просветила я мужчин.
– Галицкий, какие еще задания вы выполняли для Эммы Францевны?
– Слежкой занимался, - угрюмо процедил он.
– За кем?
– За кем скажет, за тем и следил.
– Поконкретней, пожалуйста.
– Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ жизни.
– Что за люди?
– Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на стройке, бандит среднего масштаба, банкир… всех и не упомнишь.
– Какие сведения о них вы добывали?
– Распорядок дня, круг общения, привычки…
– Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?
Галицкий красноречиво пожал плечами.
– Так. И что же мне теперь с вами делать?