Не Dolce Vita
Шрифт:
На следующий день после нашей ночи Антон осторожно спросил:
— Когда ты собираешься в Москву?
— А ты уже не хочешь, чтобы я поехала с тобой в Катар?
Антон вскинул на меня глаза, и я увидела промелькнувшую в них слабую надежду:
— Я думал, ты уже все окончательно решила.
— А именно?
— В тот же день, когда я это предложил, ты категорически отказалась ехать со мной, а вчера сказала, что возвращаешься в Россию. Что я должен думать?
Я накрыла ладонь Антона своей и, глядя ему прямо
— Я хочу поехать с тобой.
— Зачем?
Этот вопрос меня обидел и поставил в тупик. Я от всей души предложила поехать с Антоном на очередной край света, а он спрашивает зачем. Однако, вспомнив о своей клятве, я неимоверным усилием воли затолкала обиду в дальний угол сознания и спокойно попыталась объяснить:
— Я хочу быть с тобой. Ты сам сказал, что не отпустишь меня, что я нужна тебе. Ты сказал, что тебе без меня плохо.
Антон, опустив глаза в пол, медленно ответил:
— Мне не нужна жалость. Если ты хочешь уехать, уезжай. Со мной все будет в порядке.
— Антон, ты не понял, — как можно мягче произнесла я. — Я хочу попытаться наладить наши отношения. Мы же любим друг друга. Я уверена, что мы сможем пережить этот трудный период.
— Я не хочу пытаться склеить разбитую посуду, — неожиданно заявил Антон. — Фарфоровую чашку склеить можно, но трещины останутся, и всю оставшуюся жизнь ты будешь вынуждена разглядывать этот дефект. Я предпочитаю выкинуть эту чашку.
Последние слова Антона резанули меня по-живому. Зачем он вдруг так, неожиданно и бесповоротно, решил поставить точку в наших отношениях? Неужели это месть за то, что я его бросила?
Я с этим не готова была смириться. Почему именно сейчас, когда после долгих месяцев у меня открылись глаза, что Антон — это любовь всей моей жизни, что я его всегда любила, что я готова пойти за ним на край света, а все прошлые сомнения — лишь плод моего буйного воображения, он решил порвать отношения? Во мне проснулся дух протеста, и я во что бы то ни стало решила бороться за свое счастье.
Катар встретил нас песчаной бурей, из-за которой наш самолет едва не отправили на посадку в другой аэропорт. Коричневое облако пыли угрожающе висело над городом, ничего не было видно на расстоянии нескольких метров. Изредка солнце проглядывало сквозь сумрак, но светлее не становилось. На улицу выйти, не замотавшись в платок, было сродни самоубийству: песок ослеплял и не давал дышать.
Мы ехали, будто по мертвому городу. Кругом ни души, лишь иногда навстречу выезжала машина, тускло поблескивая фарами. Небоскребы одиноко стояли посреди пустыни, со смирением принимая удары ветра и песка.
Прильнув к боковому стеклу машины, я жадно всматривалась в проплывавшие мимо строения. Все было мрачно и однообразно, ничто не радовало глаз. Современные здания возвышались вдоль дороги, совершенно не вызывая восторга,
Все еще надеясь услышать что-нибудь хорошее о Дохе, я решилась расспросить Антона об этом месте.
— Антон, а Доха большой город?
— Я бы не сказал. Он все еще продолжает строиться. Посмотри вокруг и заметишь, что большинство небоскребов еще в процессе строительства.
— Но как такое может быть? Ведь ты сам говорил, что Доха — мировая столица газа. У них же полно денег. Неужели не хватает, чтобы все достроить? Их что, тоже кризис нагнал? — удивилась я, при этом внимательно всматриваясь в здания, на которые показал Антон. Действительно, почти все небоскребы были словно законсервированы.
— Кризис коснулся всех. Кого-то в большей степени, кого-то в меньшей. Но здесь дело не в этом. Доха начала строиться значительно позже Абу-Даби или Дубая. Если бы ты оказалась там лет десять-пятнадцать назад, то увидела бы аналогичную картину. Чтобы построить город, нужно время. К тому же в Дохе все значительно сложнее, ведь они строят весь новый город на насыпных грунтах.
— Что ты имеешь в виду?
— Все эти здания, — показывая рукой на тянущиеся к небу небоскребы, пояснил Антон, — построены на искусственных островах. Это привезенная земля.
— Почему так сложно? — удивилась я, совершенно не увидев разницы между насыпной землей и протянувшейся вдоль берега природной пустыней.
— Местные грунты не устойчивы. На них нельзя строить небоскребы. Нужна твердая, как камень, почва. Так объясняют местные строители. Правда, думаю, дело заключается лишь в том, чтобы создать ажиотаж и тем самым привлечь побольше туристов.
— Не понимаю, что за глупость — тратить уйму усилий лишь ради земли, — сказала я, заметив вдоль дороги небольшие цветочные клумбы, занесенные песком. — Ну, нельзя здесь строить небоскребы, так постройте невысокие дома.
— Сейчас это строительство действительно не имеет веских оснований. Разве что для развлечения местных жителей и туристов. Но первое в истории человечества создание большого искусственного острова имело важные цели.
Я оторвалась от окна автомобиля и с любопытством посмотрела на Антона.
— Впервые рукотворный остров был построен в Японии в семнадцатом веке, — продолжил он. — Но японцев на это сподвигло не желание удивить и поразить, а политическая необходимость. Дело в том, что в то время Япония была закрытой для иностранцев страной. А контакты с другими государствами приходилось поддерживать. Вот и пришлось им для этих международных контактов возвести искусственный кусок суши.