НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 2. Я РЯДОМ.

Сурская Людмила

Но мамочка не оценила его комплимент и с ходу отправила в угол ринга.

– Зубы не заговаривай, любимый сыночек. Ты что, её родителей знаешь и так хорошо?

– Хватит его на сегодня, мать, мариновать, - вступился за сына отец.
– Приедут, и всё узнаем. Выложат, как пить дать, всё и начистоту, куда им деваться-то.

Но Зинаида не была с тем согласная. Ишь круговую оборону заняли. Сейчас она им покажет, где раки зимуют.

– Что вы все мне рот затыкаете. Она жена моего сына, как выяснилось более двух месяцев. Я о ней знать хоть что-то

должна?

– Не спорьте, - пожалел родителей Роман.
– Знаю я Дашенькиных родителей. Что из того? Давай-ка, матушка, кончай допрос, накрывай на стол, раз гостей взбаламутили, - взмолился он.

– И, правда, Зин, зови Степаниду и давай расстарайся, организуй мероприятие. Сваты всё-таки. Других не будет, какие уж есть.

Это, конечно, не то на что они рассчитывали. Один сын хотелось по-людски. Но уже тот факт, что угомонился и женился сам по себе не плох.

– Мам, - обнял Роман мать за плечи.
– Даша тебе всё по ходу расскажет. Мы около тебя посидим, поможем, поговорим.

– Ты сауну там затеял, вот иди и займись ей. Я сама с ней по-бабьи побалакаю. С плитой, мы со Степанидой, как-нибудь вдвоём справимся.- Выпроводила она его с кухни. А только скрылась за дверью его пятка, как она развернулась, воинственно подбоченясь к снохе.

– Скажи-ка, голубушка, почему не вызывали меня к сыну, если ситуация была такой критической?

Молчаливая Степанида крутясь с готовкой ужина, с любопытством посматривала на них. Девчонка махонькая, пугливая, а перед Зиной не согнулась.

Даша действительно решила не гнуться и не оправдываться, а бороться за право быть с ним.

– Я так решила, - не отвела взгляда Даша.
– Его состояние было безнадёжным. Шанса жить практически не было. Операция длилась десять часов, кома. Вы б ничем не помогли, страдали только. Если б победила Смерть, то вас всё равно вызвали. Не обижайтесь, я медик, мне и то было тяжело. Помогали подруги, друзья. У Лены папа светило медицины. Собрал всех своих учеников, кто оперировал, кто консультировал, но помогали многие. Потом приговор, инвалид и неподвижность. Что для него это такое? Вы представить можете. Ничего не работало. Органа ни одного незадетого нет. Грудь вся в ранах. Вот я и женила его на себе. Мне было всё равно, что он инвалид. Люблю его очень.

Зинаида кроша салаты и вытирая с глаз душившие слёзы, прогудела:

– Почему в тот момент не позвонила, когда ему помощь нужна была, сиделка?

– Вас нельзя было подпускать к нему, сиделка у него была,- я. Его спасать надо было, бороться, а вы б только плакали да жалели. Было страшно переворачивать каждый день по нескольку раз его большое, неживое тело, натирая травами. Но получилось же, с каждым днём он становится прежним. Простите, - смахнула и Даша набежавшую слезу.

– Так бы оно и было. Тут ты права. Жалела бы, молилась на него и рыдала, а, что думаешь, сын. Будут вот свои дети, поймёшь. И прошу тебя, не делай так больше, чтоб ни случилось, пока у меня есть силы помочь ему, я должна быть рядом, я мать.

– Вы не думайте, что я хищница,

как только он пошёл на поправку, я дала ему свободу, но он только посмеялся. Не захотел отпускать меня.

– И я догадываюсь почему, - притянула к себе девчонку Зинаида.

Слёзы, навернувшиеся на глаза, Дашка уже не в силах была скрыть. Она даже не пыталась их смахнуть. Они так и текли, высыхая на щеках или падая на воротник блузки. Плакала и свекровь.

– Прости, дочка, меня дуру. Спасибо за Романа.

Фёдор Егорович в смежной с кухней столовой, слушая их, от волнения уже в который раз переставлял бестолково по столу приборы.

Роман навис над ними медведем переводя заинтересованный взгляд с одной на другую.

– Что здесь происходит? Всем перестать стонать и хлюпать. Вечер воспоминаний кончился, - рассердился он.
– Ревёте, словно кто-то у вас конфетку отобрал.

Они обе замерли, а потом пришедшая в себя мать замахнулась на него полотенцем: "Балабол".

– Рано плакать начали, - вошел встревоженный Сан Саныч, - экзекуции только сейчас, я подозреваю, начнутся.- И поймав непонимающие взгляды хозяев уточнил:- Сваты пожаловали. Вы велели, я впустил, моё дело сторона. Идите, разбирайтесь.

– Так чего ты их в дом не завёл?- вытаращился Фёдор.

– Не идут-с,- картинно раскланялся охранник.

Народ двинул во двор. Пропустив всех вперёд, Саныч вцепился в рукав рубашки хозяина.

– Фёдор, осторожнее, эмоции подбери, ты даже не представляешь, на своё счастье, кто это.

– Сплошные загадки, что происходит?
– поспешил тот за всеми.
– Не бомжи же, в самом деле.

– Оно и не знаю, что лучше...- почесал подбородок охранник.

Фёдор Бугров был несколько удивлён, когда разглядел гостей. Точно не бомжи. То, что он увидел, отняло у него язык. Около машины кружил взбешённый Громов. Надежда Фёдоровна не спешила покидать салон. "Чёрт! Саныч прав",- пронеслось в его голове.

Появление такой персоны не то чтоб не обрадовало Фёдора, а озадачило. Не готовый к такому повороту, он растерялся. Во-первых, Громов был при параде, а он в домашнем... Он сразу стал подтягивать на себе брюки и расправлять рубашку. Во- вторых - это же Громов и приём должен быть другим... Опять же разговор с Дашей... Наговорили лишку.

– Ромка, мерзавец, так нас подставить. Хоть бы словом обмолвился, что это сам Громов будет. Знаешь, кто это, паршивец?
– расстроился он.

У Романа вытянулось лицо:

– Дашин отец.

– Ну ты даёшь!- удивился невежеству сына Фёдор.- Ты что, не знаешь, кто такой Громов?!

– Нет, а почему я должен знать? Точно не мент.

– Это директор "Машзавода", сукин ты сын. Одна мякина в твоей голове. Так облажаться.

Бугор помучил мочку уха и пожал плечами.

– А мне какая разница.

– Ты только тюльку не гони мне. Что, правда, не знал?

– Абсолютно.

Отец махнул на него с таким видом, мол, кого воспитал или с кем я разговариваю. Роман несмотря на напряжение, улыбнулся.