Не гореть!
Шрифт:
— Ты серьезно?
— Абсолютно! Подъем! — повторил Денис. — У тебя три минуты.
Надёжкина нехотя сползла с кровати и натянула ботинки. Выровнялась в полный рост и глянула на Басаргина. А потом, понимая, что говорит глупость, но не в силах себе в том отказать, выдала:
— Знаешь, нянькой ты приятнее, чем начальником.
— Ты б определилась, — рассмеялся Дэн и снова показал ей часы. — Время идет.
Делать нечего. Начальство! Олька выдохнула и рванула в учебку, не зная, смеяться ей или сердиться. И то, и другое одновременно рядом с Басаргиным
Оказавшись в означенном помещении, она включила в нем свет, осмотрелась по сторонам и в абсолютной тишине спросила:
— Ну? И что дальше?
— Стометровка с препятствиями.
— Говорила бабушка хорошо учиться, хрен кто слушал, — сообщила ему Надёжкина и поплелась раскладывать необходимый для бега «реквизит». Но, тем не менее, сейчас уже чувствовала себя в полной мере проснувшейся, да и азарт в глазах явно загорелся. Похвастаться захотелось? Или просто мазохизмом страдала? С этим тоже пока не определилась. Но добредя до линии старта, устроила за спиной ствол, оглянулась на Дэна, заняла позицию в колодках и, приподняв голову, спросила:
— Сигнал подашь?
Он наблюдал за ней с напускной расслабленностью и твердой убежденностью. Лучше вымотать ее на базе, чтоб неповадно было соваться на вызовы.
— Три, два, один, — быстро отсчитал Денис и демонстративно включил секундомер.
И Оля помчалась вперед. Бег был не самой сильной ее стороной, но она брала упорством и добивалась успеха. Да и выносливости ей не занимать. А тут — всего-то стометровка. Она носилась на беговой дорожке как угорелая с того момента, как решила, кем хочет стать. Тогда еще на школьном дворе.
Первые двадцать три метра на разгон. Двухметровый забор — почти что перелетела. А приземлившись, подхватила оба пожарных рукава по пять килограммов в каждом. Да вообще раз плюнуть! С ними и пробежала по длинному бревну, чуть не съехав на другом его конце — за годы использования на базе оно стало почти глянцевым. Но удержалась. Спрыгнула удачно. Еще несколько метров. Один рукав — к разветвлению. Меньше секунды. Второй — к стволу за спиной.
Финиш.
Выдох.
Дэн.
— Зачтено.
И широкая Басаргинская спина в двери.
— Сколько? — крикнула ему вслед Надёжкина.
Без толку.
Ответа не прозвучало.
Азарт, охвативший ее, схлынул, уступив место чему-то такому, чего ранее она не испытывала — мучительное напряжение до судорог сжимающее то место под ребрами, где должно быть, размещается душа, почти причиняло боль. И она не понимала, откуда берется боль такого рода. Знала только, что надо было догнать его и, в конце концов, поговорить. Потому что не может тянуться до бесконечности не дающая спать по ночам неопределенность.
В морг она вернулась, когда на часах было начало седьмого. Оставалось продержаться два часа.
Два часа, чтобы потом следующие три дня дома метаться по всему пространству, представляющему собой когда-то любимые комнаты. Зависать на втором этаже в спортзале, доводя себя до крайности от нагрузок, торчать на крыльце и курить, досадуя на то, что раньше ей это было совсем не нужно, а теперь, выходит, скатилась. И зависать в мастерской, над слепком квазимордой головки, перекочевавшей с наброска на гипс, чтобы потом заиграть жизнью в фарфоре. Маленький уродец — он весной обязательно поселится рядом с гномом в саду, который совсем скоро станет чужим.
Оля пыхтела, создавая его тельце, обжигая детали в печи, — печь была еще бабушкина, но сравнительно новая. Этого знатного японца Олька подарила ей, поднакопив за первый год своего диспетчерства с настоящей зарплатой. Но сама юзала поболее Леонилы Арсентьевны.
А когда дело дошло до нанесения красок, резко отбросила к черту всю работу и схватилась за телефон, снова не выдерживая одной ночи до смены.
«Мне нравится наше с тобой общение, — быстро написала она. — То стометровка, то игнор. Завтра продолжишь издеваться?»
Ответ прилетел в 5-35 следующего утра.
«Пока еще не начинал».
И не успела она переступить порог части, как была осчастливлена стопкой папок с документами. Торжественное вручение сопровождалось напутственным словом:
— Порядок наведи, чтоб даже Пирогов не подкопался.
— Эточегойта? — ошалело выдала, что греха таить, невыспавшаяся и не особо покладистая именно в тот день Надёжкина. К тому же планировавшая, раз уж от Дэна фиг дождешься нормальных заданий, заниматься исключительно отчетом, сделанным ровно наполовину.
— Вот и разберешься, — усмехнулся Басаргин.
— Там, говорят, интересного много, — вставил и свои пять копеек появившийся рядом Лёха. Не то чтоб злорадно, но жизнерадостно настолько, что хотелось хорошенько треснуть его по физии, чтобы сбить это несанкционированное веселье.
— Вообще-то, моя практика предполагала участие в операциях по тушению пожаров, — сквозь зубы процедила Оля, стараясь не обращать внимания на Грищенко и мрачно разглядывая довольную морду Дениса.
— Бумаги страшнее любого пожара, — пояснил несмышленышу прописную истину Басаргин и свалил в диспетчерскую под Лёхин хохот. И, наверное, если бы не этот идиот, она прямо сейчас зарядила бы Денису одной из папок по башке, но веселящийся Грищенко почему-то раздражал сильнее. В итоге самая верхняя картонка с документами без лишних сомнений была обрушена на его бритую голову.
— Ну ладно! — фыркнула Оля и, подхватив бумаги, протопала в учебный класс, поутру пустовавший. А значит, хоть там можно уединиться.
Тратить дохрена времени на этот бред, который даже Басаргину нужен не был, она не собиралась. Но доверенную работу привыкла выполнять со всей ответственностью. А ответственности ей было не занимать.
Она так и сказала себе: «О — Ответственность!» — усаживаясь за компьютер и открывая первый талмуд с формулярами, заполненными красивым уверенным размашистым почерком. И почему-то задумалась, это Денис так пишет? Или еще кого эксплуатирует? У нее-то буквы и цифры скачут, как хотят.