Не хлебом единым
Шрифт:
— Но вот некоторые же вмешиваются!
— Вот нам и хочется узнать, кого эти некоторые сумели привлечь на свою сторону. Мы реалисты, хотим попробовать вашу дорожку. Как наш собрат, вы обязаны были бы помочь…
— Я вам даю слово, что как только… — начал было Дмитрий Алексеевич, но вспомнил профессора Бусько, его «не клянись». — В общем, ладно, сказал он. — А что вы изобрели?
— Я-то ничего, — проговорил Крехов. — А вот один товарищ, вы его не знаете, — тот изобрел… Он до некоторой степени ваш конкурент. У него
Сказав это, он посмотрел на Дмитрия Алексеевича, но тот разочаровал его. Не испугался возможной конкуренции и даже не насторожился.
— Молоденький мальчишка, а ведь сумел додуматься! Машина для точных отливок из стали, под давлением, — сказал Крехов, помолчав. — У нас сейчас льют под напором алюминий, цинк — легкоплавкие металлы. Нет жаростойкой арматуры. А у него вместо арматуры — магнитные поля. Магнитное поле у него создает напор, оно же отсекает порцию металла, и оно же подогревает. Чудеса! Верно?
— Чудеса, — согласился Дмитрий Алексеевич.
— А ведь эта адская машина могла бы уже работать две пятилетки!..
— Почему же… — начал было Дмитрий Алексеевич, но спохватился и со смехом махнул рукой. Он сам мог бы ответить на свой вопрос.
— Видите ли, — сказал негромко Крехов, — у этого мальчишки еще нет силы пробивать такие вещи. И потом в его министерстве нашлась публика, которая создала барьер… Не везде встретишь таких объективных, принципиальных людей, как Василий Захарович Авдиев…
Дмитрий Алексеевич только крякнул от неожиданности. Он даже остановился. Но тут же взял себя в руки и ничего не сказал — пусть жизнь говорит. Она скажет еще свое слово и этому человеку.
После бесед с Креховым Дмитрий Алексеевич твердо понял, что конструкторы ничего ему не смогут предсказать. Они были уверены в его успехе.
Он и сам готов был поверить в благополучное окончание длинной истории с машиной, но одна неожиданная встреча приоткрыла ему глаза. Случилось это так. Он ехал утром в институт, покачивался на сиденье троллейбуса, смотрел в открытое окно, за которым мелькала яркая улица. И, как всегда, не видел ничего — только свою машину, один неподатливый ее узелок. Рядом с ним бежали по пыльному асфальту автомобили, и вот пепельно-серая «Победа» поравнялась с его окном.
— Товарищ Лопаткин! Изобретатель Лопаткин!
В этой «Победе» рядом с шофером сидел Галицкий. Он высунулся до половины в окно, кричал, махал рукой:
— Вылезайте, вылезайте! На остановке!
Дмитрий Алексеевич сразу же протиснулся к выходу и на остановке сошел на тротуар. Серая «Победа» уже стояла впереди и из нее махала ему длинная рука Галицкого. Они поздоровались.
— У меня нет времени, садитесь в машину, — приказал Галицкий. — Сейчас отвезем меня в мое министерство, потом вы поедете, куда вам надо. Садитесь и рассказывайте!
Дмитрий Алексеевич открыл дверцу, согнулся, упал на мягкое сиденье, и машина
— Вы что, в министерстве работаете? — спросил он, с недоверием глядя на высокий детский затылок Галицкого, облитый черными, давно не стриженными волосами.
— Я член коллегии, — сказал Галицкий, не оборачиваясь. — Вы думаете, доктор наук не может быть членом коллегии? Говорите лучше вы. Вкратце. Имейте в виду, что кое-что и я знаю. Быстро!
Дмитрий Алексеевич, не переводя дыхания, отрапортовал ему обо всем, что произошло с ним за последние месяцы.
— Ясно, — сказал Галицкий. — Ни в коем случае не верьте им! Есть люди, которые полетят со своих мест, если вы осуществите проект. Вам это известно? Будьте уверены, вашу идею они поняли и оценили. Этот Урюпин добавит в нее что-нибудь свое, — чтобы не было похоже. Сделают уродца и будут его разрабатывать и «доводить» лет пять. Для этого нужен покой. А вы кричите, пишете. По логике вещей, они сейчас должны вплотную заняться вами.
— Может, Шутиков, как человек заинтересованный, понял, что мой проект лучше?
— Шутиков действительно заинтересован. Но он невинный младенец в технике. Он думает так: та машина, эта машина — один черт, лишь бы машина! Конструкция, идея — это, по его мнению, чепуха по сравнению с другими задачами, которые он считает важными. Он великий спец по устройству отношений между людьми. Здесь и надо искать… Но посмотрим. Посмо-отрим, — угрожающе протянул Галицкий. — Жаль, нет у меня сейчас времени…
Они молчали целую минуту. Галицкий, должно быть, все это время обдумывал свое расписание, искал свободные часы.
— Нет, пока не смогу, — сказал он наконец. — Вы небось думаете: «Копни, копни из личного запаса времечко! Копни, раз сам назвался груздем!» А? Негде копать! Люди вон говорят, что хорош тот руководитель, вокруг которого дело кипит, а сам он свободен, отдыхает. Я пока еще не научился так. И потом у нас столько еще прорех, что самый хороший руководитель, у которого все кипит, может найти себе работу… если он ее любит. До конца дней, наверно, ни черта ни разу не съезжу на охоту пострелять… — это он сказал с неожиданной досадой и умолк. Достал записную книжку, сердито черкнул в ней что-то, вырвал листок и через плечо подал Дмитрию Алексеевичу.
— Мой телефон. Когда определится судьба, звякните. Вот я уже и приехал. Шофер вас отвезет. До свидания…
Так шли дни Дмитрия Алексеевича, спокойные и тревожные. Проект быстро двигался к концу, а где-то за укрытием противник разворачивал войска.
Они были развернуты в полной тишине, и в последних числах июля начался разгром, которого по эту сторону фронта никто не мог предвидеть.
Все началось с телефонного звонка. Дмитрий Алексеевич снял трубку, сказал несколько слов, и Крехов увидел, как он весь словно чуть-чуть опустился.