Не хочу быть полководцем
Шрифт:
Но обошлось. Впоследствии я даже сам себе удивлялся – раньше никогда ничем подобным заниматься не приходилось, а вот поди ж ты – нужда заставила, и сделал все в лучшем виде. Хотя нет, было у меня как-то с друзьями в Ряжске, но и там в основном орудовал не я – дружок мой, Юрка Степин. Вот у него да, получалось ловко. Как-то раз одним броском палки перебил ноги сразу двум индюкам. Что и говорить – мастер. Мне же доставалось потрошить да вертеть тушки над костром, хотя и тут под его неусыпным контролем. Жаль, что сейчас Юрки не было под боком, но я и без него управился молодцом.
Правда, под конец едва не напортачил. Хорошо, что Борис, стоящий рядом на стреме – в заключительной стадии операции по добыче свежей крови он принимал только теоретическое участие, – вовремя подсказал держать ее покрепче даже после того, как… Ну вы поняли. Если бы не его совет, она бы точно вырвалась из моих рук и улетела в неизвестном направлении – трепыхалась-то будь здоров. Может, и успели бы ее догнать, но кровью бы она залила весь снег, и следы, чтоб никто не догадался, пришлось бы заметать до самого обеда, а у нас и без того времени в обрез – успели, но впритык, да и то минуты не хватило. Я еще вытирал руки снегом, как услышал сзади чье-то сдержанное покашливание.
– Молчи! – сурово бросил я через плечо кому-то из дворни, досадуя на его неожиданное появление в столь неурочный час и радуясь, что успел присыпать снегом саму курицу.
Затем оглянулся и обомлел. Мать честная – Малюта! Сам. Лично. Стоит себе и на меня зыркает. А рожа отвратная, да еще припухшая со вчерашнего, хоть пил он – тут хаять грех – весьма и весьма умеренно. Во всяком случае, держался на ногах твердо, а говорил пускай и мало, но по уму.
И как мне тут ему все объяснить? Ситуация и впрямь из разряда подозрительных. Единственный ночной охранник, вместо того чтобы бдеть как подобает, плюнул на лошадь, забрался в местечко поукромнее и оттирает снегом розовые от крови руки. Напрашивается естественный вопрос – от чьей крови?
А тут уже и веселая толпа валит через двор. Во главе, разумеется, самый главный организатор, кипучий распорядитель и вообще душа всей свадьбы – Иван Иванович Годунов по прозвищу Чермный. На голове какой-то треух, на самом вывернутая мехом наружу шуба. Следом целая толпа таких же ряженых и тоже донельзя довольных – никак успели принять на грудь медку. И прямиком к молодым.
А я, как назло, совсем забыл – мне-то теперь чего делать? Туда идти? Не пускать? Или моя миссия закончилась? А отметиться, как положено? Ну там: «Пост сдал. За время дежурства никаких происшествий…» и так далее. Понятно, что иными словами, это я суть излагаю. Да тут еще Малюта стоит сопит, глазами меня буравит. Но хоть молчит – и то слава богу.
По счастью, толпа в опочивальне пробыла недолго и с шумом и прибаутками вскоре вылетела обратно. В руках растянутая простыня, по центру здоровенное кровавое пятно. Говорил же я Борису, чтоб не усердствовал, да куда там. Если бы на это безобразие глянул какой-нибудь акушер, тут же волосы дыбом и бегом понесся бы к новобрачной – останавливать внутриматочное кровотечение. Но среди народа гинекологов не оказалось, так что сошло.
Поворачиваюсь, а в руках у Григория Лукьяныча отрубленная куриная голова. М-да-а, недосмотрел я. Отлетела она, а я второпях ее и не прибрал. Но молчу. Только рожу виноватую скорчил и руками развел, а голоса все равно не подаю. Конечно, отец-батюшка новобрачной садист и изрядная сволочь, но ведь не дурак – должен понять, что к чему.
Ага. Судя по веселым чертикам, заплясавшим в глазах, до мужика дошло. Вон, даже слабое подобие улыбки на лице объявилось. Значит, можно перевести дыхание.
– Я запомню тебя. – Это уже напоследок, перед уходом.
И как понимать сказанное? На угрозу не похоже – ничего плохого ни ему, ни дочке его я не сделал – скорее уж наоборот. В хорошем смысле? Ну-ну. Все равно не надо. Будем надеяться, что эта встреча, милый друг, у нас с тобой последняя. И вообще, лучше бы эту фразу произнес Воротынский, с которым я вчера просидел бок о бок, но так и не сумел войти в доверие или даже разговорить. Увы, но поведение князя в точности соответствовало описанию великого поэта:
Таил в молчанье он глубокомДвиженья сердца своего,И на челе его высокомНе изменялось ничего… [15]Далее все в том же духе. Короче, бирюк бирюком – мрачный и нелюдимый.
Я тоже поначалу старался особо ему не досаждать в надежде, что, выпив одну-вторую-третью чару, Михайла Иванович немного развеется. Тогда есть смысл приступать. Но опрокинута пятая, седьмая, рука потянулась за десятой, а воз и ныне там. Никакого эффекта.
15
А. С. Пушкин. «Кавказский пленник».
Главное, ведь знаю я его думы. И о чем он печалится, тоже знаю. Я после нашего разговора с Борисом еще пару раз насчет князя прошелся. Мол, как он да что. Мне ж сидеть рядом с ним, так ты подскажи, о чем говорить, а чего вообще не упоминать, чтоб случайно не обидеть. Борис не таился, выдав все, что имел по Воротынскому, а имел он о-го-го. Не голова у парня, а компьютер. Ничего не забывает – кто где что произнесет при нем, так он тут же себе на корку головного мозга.
Правда, ничего такого из особо интересного он не сообщил. Я имею в виду то, за что можно было бы уцепиться и потянуть. Прост наш князь, как хозяйственное мыло, и незатейлив, как молодой редис.
Биография у него тоже ничем не примечательна. Как с малых лет сел на коня, так, не считая четырехлетней опалы, с него и не слезал. Сплошные героические будни, овеянные славой побед и щедро политые горячей вражеской кровью. Своей, впрочем, тоже, хотя и не так обильно. Словом, что-то из серии «Крепкий орешек». Супермен на отдыхе, когда сил еще невпроворот, но что делать – неизвестно, потому что запахло отставкой, притом незаслуженной.
Отсюда и тяжкие думы, и печаль на лице. Эдакая грусть цепного пса, которого несправедливо отругал хозяин, возмущенный необоснованным гавканьем в неурочный час. И вот теперь лежит дворняга тай думку гадает: «За что? Ведь были же ночные гости и топтались возле хозяйского забора явно не с добрыми намерениями, вот я и предупредил, как положено. А то, что они, заслышав скрип открываемой двери, вовремя убежали, не моя вина». И что ему теперь делать после такой обиды? К иному хозяину не уйти – цепь мешает, да и нет у него таких мыслей – верен он и предан, только как доказать свою преданность, непонятно.
А невдомек именно потому, что князь, при всех его достоинствах храброго воинника, мастерского рубаки и лихого наездника, как теоретик – не ахти. Ему все больше практику подавай, тогда для Михайлы Ивановича все легко и просто – тут свои, за спиной войско, впереди враг. «Ну что, робяты, с богом? Тогда клинки наголо и айда за мной. Бей – не робей, круши супостатов!» И с богатырского замаха сабелькой вкось до седла – ах, как хорошо!
То есть как полководец – он тоже ничего. И народ, что под его началом, скорее всего, в него верит, и воинами он командует славно, и людей за собой поведет хоть к черту на рога. Только полководцы, они разные бывают. Один до полка дойдет, и все. Стоп машина. Если его поставить выше – проку уже не жди, потому что масштабы побольше ему не по зубам, ибо он тактик, а не стратег и в целом картины не видит. Зрение у него ограниченное и образное мышление ни к черту.