Не искушай меня
Шрифт:
Как он обычно делал при входе в комнату, Марчмонт остановился, чтобы оценить ситуацию. Даже теперь, после бутылки, или двух, или трёх, его взор был не таким ленивым, каким казался.
Он увидел:
Первое: Лексхэма, стоящего перед камином с видом человека, готового рвать на себе волосы.
Второе: Леди Лексхэм, трепещущую на кушетке в подражание умирающему мотыльку.
Третье: За большим столом по центру, четверых замужних дочерей Лексхэма, все были в чёрном, что выглядело особенно уныло на женщинах их комплекции. Как обычно, две старшие
И четвертое: А у окна…
…сидела девушка с книгой на коленях.
Девушка с золотыми волосами и поразительно голубыми глазами, самыми голубыми глазами на свете, на личике в форме сердечка, сливочно-белом с розовым…
На этом Марчмонт остановился. Он осознавал, что его глаза расширились, в груди стремительно нарастало странное ощущение, словно его, поджарив на огне, швырнули в глубокую прорубь. Он также отметил густой румянец на её щеках и то, как она развернула плечи, пока он глядел, и то, что это движение привлекло внимание к её фигуре с элегантными изгибами Венеры, статую которую он где-то видел.
Всё произошло настолько быстро, что прервалась и без того зыбкая связь между его языком и мозгом. Даже в лучшие времена ему удавалось вначале говорить и думать позже. В настоящее время, благодаря бутылке, или двум, или трём, его мозг был окутан густейшим туманом.
Герцог произнес:
– О боги, это правда. Эта ужасная девчонка вернулась!
– Марчмонт.
Мужской голос, произносивший его имя знакомым терпеливым тоном, заставил его моргнуть. Он выбрался из глубокой проруби и оказался в настоящем времени. Он оторвал взгляд от девушки и направил его на своего бывшего опекуна.
Выражение на лице Лексхэма сменилось на легко узнаваемую смесь недовольства, привязанности и чего-то ещё, чему герцог Марчмонт предпочёл не подыскивать названия.
– Благодарю, сэр, я бы действительно не отказался от бокала – или десяти – чего-либо, – отозвался Марчмонт, хотя прекрасно знал, что Лексхэм не предлагал ему выпить. Герцог различал все нюансы голоса бывшего опекуна. Когда он говорил – Марчмонт – таким образом, это означало «вспомните о манерах, сэр».
Однако его светлость настаивал, как он это часто делал, на преднамеренно неверном толковании.
– Что-нибудь покрепче, я думаю, – продолжил он. – Я ощущаю потребность в том, чтобы подкрепиться живительной влагой.
Зоя. Тут. Живая. Невозможно. Или возможно, потому что она была здесь.
Он снова глянул на неё.
Девушка рассматривала его в упор, сверху вниз и снизу вверх.
У него закололо в затылке. Он привык к пристальным взглядам женщин. Осмотр такого рода обычно происходил в собраниях полусвета или приватных уголках мнимо респектабельных приемов. Но такого не случалось в безусловно респектабельной домашней обстановке.
Он не был обескуражен. Ничто не обескураживало его. Скорее, сбит с толку. Возможно, ему стоило меньше пить перед приходом сюда. Либо он выпил недостаточно.
– Но, конечно же, ты хочешь чего-нибудь для успокоения нервов, дорогой, – сказала леди Лексхэм. – Я упала замертво, увидев нашу Зою.
Это его не удивило. Беда двенадцатилетней давности привела здоровье леди Лексхэм в серьёзный упадок. Поправившись физически, она так и не восстановила прежнего самообладания и крепости рассудка, хотя он не был убеждён в том, что она когда-либо обладала достаточными запасами того, и другого. Последние дни её лордство проводила большую часть времени в волнении, обмороках и трепете – иногда во всех трёх одновременно.
На какой-то момент он сам ощутил лёгкое головокружение.
– Зоя, в самом деле, – сказал он. – Так и есть.
Он заставил себя снова встретиться с оценивающим взглядом голубых глаз.
Девушка улыбнулась.
Эта была и не была улыбка той Зои, и почему-то ему на ум пришёл образ крокодила.
– Теперь я проиграл тысячу фунтов, – продолжил он, – поскольку был уверен, что встречу очередную принцессу Карабу в вашей гостиной.
– О, Боже! – воскликнула одна из сестёр.
– Они так говорят? – сказала другая.
– Чего ты ожидала?
– Осмелюсь сказать, это ещё не худший из слухов.
Взор Марчмонта обратился в сторону Четырёх Предвестниц Апокалипсиса.
– Вам стоит взглянуть на карикатуры, – сказал он. – Весьма… изобретательные.
– Не напоминайте!
– Без сомнений, Вам смешно до колик.
– Если бы Вы попали из огня да в полымя, как это случилось с нами…
– Не трать слов. Он всё равно…
– Вы герцог, – прозвучал женский голос, не принадлежавший ни одной из квартета. Он был похож на их голоса, но всё же другой.
Марчмонт повернулся от Матрон Судного Дня к девушке у окна: к девушке, бывшей и не бывшей той Зоей, которую он знал когда-то.
Она поднялась со стула. Её тёмно-красная кашемировая шаль выгодно оттеняла бледно-зелёное платье и ниспадала, прекрасно обрамляя её фигуру. Закрытый тесный лиф платья подчёркивал приятные округлости груди. Водопад юбок говорил ему о тонкой талии и полных бёдрах. Она казалась выше своих сестёр, хотя трудно было сказать наверняка, поскольку две из них серьёзно раздались в ширину, и все четыре сидели.
В любом случае, она была не карманной Венерой, но полноразмерным образцом.
Её яркие голубые глаза вспыхнули от любопытства. Или ему показалось? Зрение его не подводило. Он мог легко сфокусировать взгляд. С другой стороны, его мозг был непривычно медлителен.
– Вы говорите по-английски, – сказал он. – Более или менее.
– Поначалу было гораздо хуже, – сказала она. – Лорд Уинтертон нанял для меня компаньонку и горничную. Они не знали арабского. Никто не знал, кроме самого лорда Уинтертона. Всю дорогу мне пришлось говорить на английском. И он восстановился.