Не кричи: «Волки!»
Шрифт:
Когда эксперимент с мышами подходил к концу, возвратился Майк. Вместе с ним прибыл его двоюродный брат, молодой эскимос по имени Утек, который вскоре стал моим собутыльником, а главное — совершенно бесценным помощником в научных исследованиях. Однако при первой встрече он показался мне таким же замкнутым и неприступным, как Майк.
Я пришел в избушку, чтобы пополнить кое-какие припасы. При виде дымка, поднимавшегося из трубы, я обрадовался — по правде говоря, временами мне все-таки не хватало человеческого общества. Когда я вошел, Майк жарил полную сковороду оленины. Как оказалось, им посчастливилось убить отбившегося от стада животное примерно в сотне километров к северу. После нескольких тягостных минут, в течении которых Майк делал вид, будто меня не замечает, я попробовал сломать лед и заговорил с Утеком. В ответ тот бочком, бочком перебрался на другую сторону стола, стараясь держаться от меня подальше. Вскоре они приступили к еде. В конце концов Майк предложил и мне отведать жареного мяса.
В другое время я бы принял его приглашение — но не сейчас, когда эксперимент еще не окончен. Я отказался и, как мог, объяснил Майку причину. Он встретил извинение с непроницаемым видом, унаследованным им от предков-эскимосов, хотя и перевел мои слова Утеку. Уж не знаю, что подумал обо всем этом Утек, но отнесся он ко мне чисто по-эскимосски. Поздно вечером, когда я направился к себе в палатку, Утек подкараулил меня и, застенчиво улыбаясь, протянул небольшой сверток, обернутый оленьей шкуркой. Бережно развязав стягивавшую его жилу, я увидел пять маленьких голубых яичек — по-видимому, дрозда, хотя за точность определения не ручаюсь.
Я был глубоко тронут этим подарком (а это, безусловно, был подарок), но никак не мог постичь его значения и вынужден был вернуться в избушку, чтобы спросить у Майка.
— Эскимосы думают, что если человек ест мышей, то у него все становится маленьким, как у мыши, — объяснил Майк, — но если съесть яйца, тогда все в порядке. Утек за тебя испугался.
Вот так положение! Вначале я растерялся, не зная, как отнестись к этому предрассудку, но потом решил, что излишняя предосторожность не помешает, к тому же вряд ли миниатюрные яйца как-нибудь скажутся на результатах проводимого опыта. И я тут же приготовил из них яичницу. Сезон кладки яиц давно прошел, что весьма сказалось на их свежести, тем не менее я съел все, а так как Утек внимательно наблюдал за мной, пришлось сделать вид, будто получил при этом огромное удовольствие.
Надо было видеть, какой восторг отразился на широкой, расплывшейся в улыбке физиономии эскимоса! Он, несомненно, решил, что спас меня от судьбы, худшей, чем смерть.
Мне так и не удалось втолковать Майку суть и всю важность проводимой мной исследовательской работы. Зато с Утеком дело обстояло неизмеримо проще. Правильнее будет сказать, что, не совсем понимая смысл работы, он сразу же проникся уверенностью в ее необходимости. Как потом выяснилось, сам Утек был второразрядным шаманом в своем племени. Из рассказов Майка и из того, что ему довелось увидеть собственными глазами, он заключил, что я тоже шаман, правда другого, неведомого сорта. Именно этим, с его точки зрения, и объяснялись многие мои поступки. Мне бы не хотелось приписывать Утеку эгоистические побуждения, но, возможно, обращаясь со мной, он надеялся расширить собственные познания в общей для нас профессии.
Так или иначе, Утек решил «водится» со мной. На другой день он заявился ко мне в палатку, захватив с собой спальные принадлежности, и, очевидно, собирался остаться надолго. Мои опасения что парень будет обузой, скоро рассеялись. От Майка Утек знал несколько английских слов, а так как он был поразительно понятлив, то уже вскоре мы могли вести с ним элементарные разговоры. Утека ничуть не удивило, что все свое время я посвятил изучению волков. Напротив, он сумел растолковать мне, что и сам интересуется ими: ведь его личным тотемом, духом-покровителем, является Амарок — Волчье существо.
Утек оказался неоценимым помощником. Прежде всего, ему были неведомы ложные представления, совокупность которых составляет основу Писания о волках, принятого в нашем обществе. А кроме того, он по-настоящему знал зверей и считал их себе сродни. Позже, когда я немного научился его языку, а Утек улучшил свои знания английского, он рассказал мне, что ему не было пяти лет, когда отец, знаменитый шаман, отнес его в волчье логово и оставил на сутки. Там Утек подружился с волчатами и играл с ними на равных: взрослые волки его обнюхивали, но не трогали.
Конечно, принимать все россказни Утека а волках без фактических доказательств было бы по меньшей мере антинаучно. Но я убедился что всякий раз, когда доказательства находились, он неизменно оказывался прав.
12
То, что Утек признал меня, благотворно повлияло и на Майка. Тот явно начал сдавать позиции. Правда, он по-прежнему не сомневался, что у меня «в голове не все дома» и без соответствующего надзора я могу быть даже опасен. Тем не менее Майк стал обходительнее (насколько позволяла его замкнутая натура) и по возможности старался быть мне полезным. Последнее обстоятельство было весьма кстати — появилась возможность использовать его в качестве переводчика во время бесед с Утеком.
Благодаря Утеку я пополнил свои знания о гастрономических привычках волков. Подтвердив, что полевки действительно занимают очень большое место в их рационе, он добавил, что волки поедают великое множество длиннохвостых сусликов (евражек) и временами отдают им предпочтение даже перед карибу. Евражки чрезвычайно распространены по всей Арктике, но залив Волчьего Дома расположен хотя и недалеко, однако южнее границы их распространения. Эти грызуны доводятся ближайшими родственниками сусликам западных равнин, но отличаются от них слабо развитым инстинктом самосохранения. В результате они становятся легкой добычей волков и песцов. Летом, когда евражки отъедаются, они очень жирные и весят почти килограмм. Не удивительно, что их так любят волки — ведь они с легкостью добывают себе на обед достаточное количество евражек с неизмеримо меньшей затратой энергии, чем нужно для поимки карибу.
Мне казалось, что рыба не занимает существенного места в волчьем меню, но Утек уверил меня в противном. По его словам, ему неоднократно доводилось видеть, как волки охотятся на щурят и даже на взрослых полярных щук, которые весят пятнадцать — двадцать килограммов. Весной, в период икрометания, эти крупные рыбы входят в бесчисленные узкие протоки, густой сетью покрывающие болотистую тундру в районе озер.
Когда волк хочет полакомиться рыбой, он прыгает за ней в воду и с шумом гонит вверх по течению пока еще довольно широкого протока. Постепенно русло сужается и мелеет; почуяв опасность, рыба кидается назад к глубокой воде, но волк преграждает ей путь. Одного быстрого удара мощных челюстей достаточно, чтобы сломать хребет даже самой крупной щуке. Утек рассказывал, что однажды видел, как волк меньше чем за час поймал семь больших щук.
Волки не брезгают и прилипалами, когда эти медлительные рыбы входят метать икру в тундровые речки. Но по отношению к ним они применяют другую тактику: притаясь на мелком месте у какого-нибудь камня, они хватают проплывающих мимо рыб (это способ похож на то, как медведи ловят лососей).
Еще одним источником пропитания, правда имеющим меньшее значение, являются полярные бычки — маленькие рыбки, которые прячутся под камнями на мелководье. Чтобы поймать их, волки бродят вдоль берега и лапами и носом переворачивают камни.