Не кричите в тёмном лесу
Шрифт:
Это в Умаше. За его пределами... тоже кто-то правил, но диктовали волю местные же богатеи. Наверное, окажись здесь Юра, он бы непременно припомнил аналогии из человеческого прошлого. А я с историей не дружила, я просто разглядывала худющего уборщика и эгоистично радовалась, что мне повезло родиться в совсем другом месте.
Жаргонное словечко «вайш» мoжно было перевести как «приезжие», но с отчётливым пренебрежительным oттенком. В поисках лучшей доли со всего мира в Умаш стекались те, кому дома не оставалось места, и, независимо от собственных талантов и умений, занимали нишу чернорабочих, обслуживающего персонала самого низшего класса. Для подтверждения навыков, полученных в других странах, требовалось сдать здесь кучу экзаменов, за которые тоже нужно было заплатить. Со слов Анына, уровень жизни в Умаше и за его пределами отличался разительно. Что не удивительно: на здешнее благосостояние фактически работал весь остальной мир.
– Откуда ты всё это знаешь? – спросила я негромко.
– Я умею не только слушать, что говорят, но и смотреть по сторонам, даже немного думать, – отчего-то виновато сообщил он.
– К тому же я вайш.
– И никто не пытается изменить это положение вещей?
– спросила я мрачно. – Имею в виду, в других странах?
– Некому, - просто ответил он.
Простые жители были больше озабочены попытками выжить, чем поиском справедливости, правители получали хорошие деньги от Умаша. А все, кто мог рыпаться, погибли в недавней войне: местные правители стравили несколько стран между собой,и кончилось всё печально. Шестью ядерными взрывами, если точнее.
– Всё-таки,ты слишком умный для уборщика, – задумчиво протянула я.
– И язык знаешь слишком хорошо для обычного чернорабочего.
Анын вновь пожал плечами, а потом негромко ответил:
– Меня мама учила. Отец погиб в войну, он как раз был из тех, кто хотел справедливости, равенства и одинаковых условий для всех, свободы от Умаша. Мы остались вдвоём, - добавил он так, как будто это всё объясняло.
Настаивать на подробностях я не стала, но предположила, что отец этого парня был отнюдь не простым солдатом,да и мама явно была женщиной неглупой и весьма образованной.
– А почему тут нет женщин? Я до сих пор ни одной не видела, – полюбопытствовала я.
– Здесь считают, что лишнее образование женщине вредно, что она слабое и уязвимое существо, - пояснил собеседник. – И уж точно никто не допустит их на военный объект, на котором мы находимся.
– Здесь – это в Умаше?
– Угу. Раньше было иначе, когда Умаш уравновешивала Скафая, моя родина. Но сейчас той страны нет, от неё осталось несколько мелких государств и радиоактивная пустыня.
Секунд десять я пристально рассматривала Анына, чем заставила его понервничать, а потом рывком поднялась и ушла к нише, в которой хранился ремнабор.
– Что это? – настороженно уточнил парень, когда я примеривалась к затвердевшим сгусткам геля на его руках.
– астворитель. Сейчас я тебя освобожу, накормлю, и мы подумаем, что делать дальше.
– То есть вы всё-таки возьмёте меня с собой?
– Если вообще найдём способ отсюда убраться, - прозвучало угрюмo и даже как-то зловеще, но собеседник обрадовался и такому ответу.
Желание Анына сбежать с родной планеты хоть в чёрную дыру, лишь бы подальше, после этого разговора стало понятно. Цепляться ему не за что, перспектив, похоже, тоже никаких, зато любознательности хватит на пятерых. Да ещё инопланетяне относятся вполне гуманно: я же просто зафиксировала его, аккуратно и безболезненно, а могла бы повести себя гораздо, гораздо хуже.
Незнакомому cуществу с неизвестной моралью я бы ни за что не поверила на слово, но правдивость уборщика подтверждало инфополе,да и интуиция утверждала, что Анын на нашей стороне. Вернее, на свoей, но стороны наши пока совпадают.
– Да, кстати, я же не представилась. Лунария, можно просто – Лу.
– У вас имена ничего не значат?
– полюбопытствовал он.
– Нет, почему же, значат. Только я не помню, что именно, но можно поискать.
– Я не об этом, - возразил уборщик.
Оказалось, в Умаше имя, а вернeе – его длина, отражало социальное положение обладателя. Чем короче имя,тем это положение выше. Три звука и меньше соответствовали элите. Самого парня до эмиграции звали именно так, как я сократила – Анын, но для спокойной работы пришлось добавить себе букв. В такой системе по понятным причинам бытовые и уменьшительно-ласкательные сокращения не приживались,и для краткости аборигены давали друг другу прозвища.
При виде еды глаза парня заметно заблестели, а нос забавно задвигался, втягивая запахи. Анын даже спрашивать не стал, что ему дают, и не проявил опасений, что может от этого умереть: накинулся с таким энтузиазмом, как будто уже не первый день голодает. Впрочем, судя по его внешности, досыта этот бедолага не ел уже давно, если вообще хоть когда-то ел.
Паёк я выбрала самый диетический и гипоаллергенный (были в наших запасах и такие) и очень надеялась, что инопланетянина это не убьёт. В конце концов, мы дышим одним воздухом,да и предварительные выводы исследователей с космического корабля утверждали, что организмы наши близки по химическому составу и строению.
Кстати, об исследователях.
– А ты знаешь что-нибудь об Ашшире? Том учёном, который прибыл сюда одновременно с нами?
– Да, он очень знаменитый, - закивал Анын.
– Как думаешь, стоит попробовать попросить его о помощи? И сможет ли он вообще помочь?
– Не знаю... – растерялся собеседник.
– Наверное, какие-то возможности у него есть, но вряд ли они достаточно широки. Он вышел из низов, уже потерял три буквы и вполне может подняться на самый верх. Он очень умный и достаточно осторожный, чтобы избегать политики.
– Да, а тебя не хватятся? – опомнилась я.
– Не должны до утра, – предположил он. – А что?
– Прямо сейчас я никуда идти не собираюсь, надо подумать и подготовиться. Мне кажется, будет лучше, если сегодня ты спокойно пойдёшь домой и никто ничего не заподозрит.
– Разумно, - неохотно согласился Анын. Уходить он явно не стремился, но предлога остаться не было.
– Не волнуйся, без тебя я вряд ли куда-то сунусь, – хмыкнула я в утешение.
– Я же правильно понимаю, что в этом здании никаких космических кораблей нет и никто отсюда никуда не летает?
– Да, конечно. Это исследовательский центр, а все старты происходят где-то далеко за городом.
– Не удивительно, - мрачно вздохнула я. – Ладно, тогда такой вопрос. Ты можешь как-нибудь выяснить, где именно всё это происходит, как можно туда добраться и как часто кто-то отправляется в полёт?