(Не) люби меня
Шрифт:
Склонившись к грифу лютни, музыкант касался струн бережно, как будто они были хрустальными, и я сразу узнала эти руки, эту манеру игры, хотя лицо исполнителя скрывала маска, а волосы были спрятаны под косынку, повязанную на южный манер.
Король играет на свадьбе моей золовки!
Я огляделась. Никто ничего не заметил, и даже королева была увлечена разговором с кем-то из приглашенных гостей, не обращая на музыканта внимания.
А он играл, лаская лютню, и время от времени поглядывал на меня. Глаза блестели под черной маской,
Король играл для меня. Для меня одной, потому что никто больше его не узнал, может, только принц. Поэтому-то он и умчался так стремительно.
Но это ничуть не польстило мне, а наоборот, испугало. Это означало, что на крепость моей чести начата новая атака, и я не представляла, чего дальше ожидать от противника. Если оскорбления наследного принца были предсказуемы, то король уже доказал, что умеет удивлять.
Я поманила служанку, и та подошла, кланяясь.
— Мне плохо, хочу уйти, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Можешь передать королеве, что сегодня я больше не выйду, пусть хоть тащат меня в зал из постели, голой.
Служанка вытаращилась на меня, но я почти бегом пересекла зал, под удивленными взглядами придворных, и поспешила в свою спальню. Но укрыться там мне не удалось, потому что у самых дверей меня перехватила леди Бригитта.
— Куда это ты? — набросилась она на меня. — Разве тебе давали разрешение уходить со свадьбы моей дочери?
Вместо ответа я толкнула ее ладонью в грудь и схватилась за дверную ручку.
Сейчас я хотела только одного — спрятаться в своей ненавистной клетке, запереться изнутри, но моя свекровь, всегда жаловавшаяся на старость и немощь, навалилась на дверь с такой силой, что я не могла сдвинуть ее с места.
Несколько секунд мы боролись, но прозвучавший позади властный голос заставил нас отпрянуть друг от друга.
— Оставьте ее, леди Бригитта, — к нам подошел король. Он снял маску и платок, и теперь не узнать его было невозможно.
Моя свекровь поклонилась и попятилась.
— Доброго вечера, сир, — сказала она, как ни в чем не бывало, и исчезла в темноте.
Я потянула дверную ручку, но передумала и осталась стоять в коридоре.
— Вы убежали со свадьбы, — сказал король, — но и в свою комнату не хотите заходить? Как загадочно.
— Я хотела бы зайти туда одна, — сказала я, не глядя на него, — и сделаю это, как только вы уйдете.
— Принц говорил с вами. Он чем-то вас огорчил?
Пожаловаться отцу на сына? Чтобы он еще раз ударил его? Или отругал, что нельзя называть меня королевской шлюхой, потому что я еще ею не стала? А когда стану — тогда будет можно…
— Причина моих огорчений — вы, — сказала я. — И причина моих несчастий тоже. Но вы и так это знаете. Поэтому вам лучше вернуться и продолжить развлекать гостей.
— Я развлекал вас, — поправил он мягко.
— К чему все это? — я по-прежнему не заходила в спальню, опасаясь, что это будет принято королем, как приглашение. — Что за игры вы со мной ведете?
— Это не игры, — сказал он, прислонившись плечом к стене. — Вы представляете меня чудовищем…
— Вы и есть чудовище.
— А я стараюсь убедить вас, что это не так. Я ухаживаю за вами, Диана. Как трепетный влюбленный. Я готов ждать, сколько потребуется.
Я чуть не застонала от отчаяния. Он готов ждать!
— Не ждите, — сказала я угрюмо. — Это только озлобит вас, потому что я никогда не изменю мужу.
Конечно, не изменю. После того, как я узнала, на что способен мужчина, который клялся в вечной любви, мне стала противна сама мысль об алькове. Это было самое сокровенное, это было таинство… Как же Жозеф мог?..
— Почему вы противитесь, Диана? — спросил король. — Верей вам не подходит. Вы полны жизни, вы светитесь, как солнце, вы так щедро делитесь своим светом. что однажды истощите свою душу.
Он не мог выбрать более неподходящего времени, чтобы вспомнить о моем муже.
Мне захотелось сказать какую-нибудь гадость, чтобы отомстить в лице короля всем мужчинам, которые подло сплетничают о женщинах. Он и сам, наверное, не против обсудить женские прелести. Особенно те, что ему удалось попробовать.
— Вам нужен человек, который будет вас оберегать, который станет вашей силой, вашей опорой, — говорил тем временем король.
Каждое его слово впивалось в мой мозг жалящей пчелой. Хоть бы он замолчал! И оставил меня одну!
— Вы о себе? О силе и опоре? — сказала я, вложив в голос как можно больше презрения. — Какая опора, если ради прихоти вы отвернулись от женщины, брак с которой осветили небеса.
Но на этот раз упоминание о жене на короля не подействовало.
— Это не прихоть, — сказал он глухо и взял меня за руку, нежно сжимая. — Это мой грех, и я за него отвечу. Потом, перед небесами. Но теперь я решил быть счастливым. Зачем вы меня мучаете? Почему не верите, что я люблю вас?
— Потому что когда любят, не ломают жизнь любимому! Страдая сами, не причиняют страданий! — я попыталась разжать его пальцы, но он не отпускал меня, и от этого мои злость и обида всколыхнулись с новой силой. — И не надо петь о ваших страданиях! Достаточно посмотреть на вас — так и пышете здоровьем!
— Вы полагаете, я недостаточно страдал? — он рывком притянул меня к себе, лицо его приблизилось к моему лицу, и он зашептал: — Столько ночей я мечтал о твоих губах, о твоем теле. Мне кажется, я схожу с ума, потому что везде слышу твой смех.
Я представляю, как ты ласкаешь себя ночью — и умираю от желания…
Я чувствовала несомненное доказательство его страсти — он прижимался ко мне отвердевшим членом, видела его глаза — дикие, потемневшие, и готова была заплакать от бессилия, потому что не могла его остановить — только бестолково толкала его в плечо.