(Не)любимый муж
Шрифт:
Ладно, пофиг, не мне жить в этом огромном сером доме. Я заваливаюсь в ванную, принимаю холодный душ, упёршись ладонями в скользкую плитку, но мелкая дрожь не проходит. Она предательски напоминает о бешеном выбросе адреналина.
Я ложусь на кровать, выключаю свет и зарываюсь под одеяло. Меня колотит, трясёт, выкручивает, ломает, словно наркомана от нехватки дозы. Зубы стучат, по телу пробегают волны жара и холода, они то сменяются, то наслаиваются друг на друга. В носу щиплет, и глаза жжёт, но вместо слёз я утыкаюсь лицом в подушку, кусаю наволочку, бью рукой по покрывалу, по одеялу,
Всё кончено. Навсегда. Бесповоротно. Я изменила Егору. Запятнала наши общие воспоминания. Он больше не единственный мужчина, который целовал меня. Иррационально и глупо считать, что я предала бывшего парня, когда он первым изменил мне. Но эмоции редко поддаются логике. Сейчас я чувствую опустошение такой силы, что даже страшно становится. Вдруг не справлюсь с накатывающей болью?
И ведь самое странное — мне понравились поцелуи другого мужчины. Да, во этом виноват эффект новизны и любопытство, смешанное с приливом адреналина, но всё же… Я словила кайф от чужой грубости, наглости и доминирования. И даже почувствовала желание. От одного поцелуя! Как такое возможно? С Егором мне нужна была прелюдия, которой он часто пренебрегал. И только после длительных объятий, поглаживаний и ласк я начинала испытывать возбуждение.
Переворачиваюсь на другой бок. Взбиваю жёсткую подушку. Наваждение какое-то. Стресс и недосып сыграли со мной злую шутку. Организм, наверное, включил защитную реакцию, поэтому вместо отторжения я испытала вожделение. Это просто сбой в системе. По-другому и быть не может. Нельзя же хотеть человека, которого не знаешь и не любишь!
Несколько часов я мучаюсь от бессонницы, пока не прихожу к единственно правильному решению — бежать.
За окном брезжит серый рассвет. Я одеваюсь и на цыпочках спускаюсь на первый этаж. С лёгкостью открываю входные двери, ёжусь от холода, когда бегу по мощёной дорожке к воротам. Нажимаю несколько кнопок на сенсорной панели, и с четвёртой попытки заполучаю долгожданную свободу.
Смотрю на трёхэтажный особняк Ярослава. На душе гадко. Уйти, не попрощавшись, это трусливо и слишком по-детски. Но я не готова становиться женой малознакомого мужчины. И не хочу вновь испытывать непонятную бурю эмоций от одного лишь поцелуя.
Прощай, Ярослав. Найди себе девушку посговорчивее.
9
Ноги гудят, а башка раскалывается, но я допиваю гадкий растворимый кофе и семеню в умывалку, чтобы привести себя в порядок. Холодно. И здесь, и в коридоре, и в нашей маленькой комнатке. Когда уже включат отопление?
Я замазываю консилером синяки под глазами, тепло одеваюсь. Пора идти в универ. В этом учебном году я ещё ни разу не посещала занятия. С удовольствием бы прогуливала и дальше, но староста предупредила, что сегодня мы пишем важную модульную работу.
Капризы капризами, но я не хочу ходить на пересдачи. Лучше сразу отстреляться.
Пью ибупром, чтобы избавиться от головной боли. В сотый раз за прошедшую неделю мелькает желание уволиться из Макдональдса. Это адский труд. Вечная спешка, беготня, постоянные запары. Я справляюсь, конечно, и начальство меня хвалит,
Я выбрала Макдональдс только по одной причине — здесь ко мне никто не будет приставать.
Чем ближе подхожу к университету, тем быстрее колотится сердце. Хотела бы я верить, что неприятной встречи удастся избежать, но мироздание безжалостно меня карает. Я заваливаюсь в лифт, нажимаю кнопку десятого этажа, и только потом оглядываюсь по сторонам. Толпа незнакомых студентов, девчонки с кофе, пацан в наушниках. И Маринка, моя бывшая лучшая подруга.
Она тоже замечает меня. Смотрит виновато, скукоживается вся, бледнеет.
Я помню каждое слово, которое Марина сказала мне в тот день, когда предала нашу дружбу.
— Прости, Маюш, пожалуйста, прости! — рыдала она истерично, пытаясь схватить меня за руки. На её шее красовался свежий засос, а на полу валялся кружевной лифчик, который мы вместе выбирали. Я тогда жаловалась, что Егор давно не предлагал остаться у него на ночь, а Маринка посоветовала купить сексуальное нижнее бельё и устроить любимому сюрприз. Я послушалась её совета: приобрела вызывающий красный комплект, а подруга не знала, какой лифчик лучше — чёрный бралетт или бордовый с пуш-апом.
— Я не хотела причинить тебе боль. Ты же моя лучшая подруга… — Уже полностью одетая, Маринка нашла меня на кухне. — Мы с Егором случайно встретились, разговорились, ну и всё само собой получилось. Я не смогла устоять…. Я ведь давно влюблена в Егора… Боже, это было какое-то помутнение рассудка…
А я смотрела на чёрные бретельки, выглядывающие из-под её платья, и осознавала всю мерзость ситуации. Устроила сюрприз, называется.
Почти четыре месяца мы не виделись с Маринкой. Я заблокировала её номер телефона, а в общаге обходила её комнату десятой дорогой.
Но, к сожалению, мы по-прежнему учимся на одном факультете и даже в одной группе.
Лифт распахивается. Я быстро иду по коридору, а Маринка дрожащим голосом просит:
— Май, пожалуйста, давай поговорим! Мы ведь двенадцать лет дружим, неужели разрушим всё из-за какого-то мужика?
— Ты идиотка? — не выдерживаю, срываюсь на крик. — Или опустилась до умственного развития Егора? Какой на хрен разговор? Это ты предала меня, это ты разрушила нашу двенадцатилетнюю дружбу! И восстановить её невозможно! Ты должна была сказать, что влюблена в моего парня, а не пизду ему любезно подставлять, пока я на работе корячусь. Как у тебя вообще хватает наглости ко мне подходить?
— Но ты же сама любила! Как ты не понимаешь, что чувства порой сильнее разума? — надрывно спрашивает Марина, шмыгая носом.
— Дружба — это ведь та же любовь, только иного свойства. Я бы никогда тебя не предала, Марин. Жаль, что ты ищешь себе оправдание вместо того, чтобы полностью признать вину… Не лезь ко мне больше, не унижайся.
Она плачет. Её слёзы не вызывают эмоций.
Я чудом справляюсь с контрольной работой, хотя в душе царит полный раздрай. На перемене преподаватель отчитывает меня за прогулы. Предупреждает, что не допустит к экзамену, если я не начну ходить на лекции. Я безразлично пожимаю плечами, из-за чего бедный профессор сердится ещё больше.