Не мешайте палачу
Шрифт:
– Вообще-то ты прав, – задумчиво протянул чиновник.
На следующий день начальник-академик окольными путями узнал, что в связи с подготовкой документа по чеченскому кризису кто-то в министерстве очень активно интригует против института. Академик начал нервничать, информация приходила к нему разрозненная и противоречивая, а сроки подготовки документа были достаточно сжатыми… По лицу Прибылова он видел, что помощи и поддержки от него не дождется. Вся надежда была на Сергуна, другого заместителя, в подчинении которого работали политологи и конфликтологи, готовящие документ.
Петр Павлович Сергун
Но как сделать, чтобы имя Сергуна попало в сопроводительное письмо, он не знал. И придумать ничего не мог.
В тот день он возвращался домой на метро, на дорогах была гололедица, и он не рискнул утром брать машину. Было уже довольно поздно, четверть одиннадцатого, но, отойдя от здания института несколько метров, он обернулся и поднял глаза на окна пятого этажа – они светились, значит, сотрудники еще работают. Конечно, это было не в диковинку, примерно раз в месяц на них сваливалось из министерства что-нибудь «пожарное», и все работали, не считаясь со временем, потому что у всех на плечах были погоны и всем им можно было сказать: пока работа не будет сделана, домой не уйдете. Они и не уходили, старались, пахали.
Институт находился в центре Москвы, в гуще кривых, плохо замощенных переулков, где то и дело не горели фонари и перспектива попасть в яму и сломать ногу была более чем реальной. От института можно было попасть к трем разным станциям метро, но путь до них был одинаково длинен и неудобен.
Петр Павлович полностью сосредоточился на том, что было у него под ногами, внимательно вглядываясь в тротуар и стараясь не поскользнуться и не споткнуться, поэтому не заметил, откуда взялся этот мужчина. Не то навстречу шел, не то обогнал, не то сбоку появился.
– Петр Павлович? – спросил мужчина густым, хорошо поставленным голосом.
– Да, – машинально ответил Сергун, недоуменно поднимая глаза на незнакомца.
Перед ним стоял высокий хорошо одетый мужчина одного с ним возраста, без головного убора, с густыми седыми волосами и темными яркими глазами.
– Уделите мне, пожалуйста, несколько минут. Я не задержу вас надолго, если вы, конечно, сами этого не захотите.
– Простите, – решительно сказал Сергун, который в служебной обстановке носил форму с погонами полковника. – Сейчас уже поздно, и я спешу. Кроме того, мы
– Но как же я разыщу вас на службе, – миролюбиво возразил седовласый незнакомец, – если в ваше учреждение меня не пускают без специальных документов. У меня есть только паспорт, а его совершенно недостаточно для того, чтобы проникнуть в вашу обитель. И позвонить вам я не могу, у меня нет вашего телефона.
«Лучше уж его выслушать здесь и уйти, чем оставлять свой телефон и потом не знать, как от него отделаться», – подумал Сергун.
– Хорошо, излагайте ваше дело по дороге к метро, – разрешил он.
– Я прошу прощения, но меня, вероятно, неправильно воспитали, – сухо заметил седовласый. – Я могу разговаривать с человеком только глядя ему в лицо, как и подобает мужчине. А разговаривать с человеком, который смотрит себе под ноги и думает только о том, как бы не поскользнуться и не упасть, я не умею.
Сергун почувствовал неожиданную симпатию к этому человеку, так не похожему на торопливых суетливых просителей, норовящих подсунуть бумажку на подпись на бегу, когда ты спешишь и заведомо не станешь читать то, что подписываешь. Он огляделся и увидел неподалеку детскую площадку со скамеечками. Сегодня фонари горели исправно, на улице было достаточно светло, вовсю ездили машины, и Сергун не усмотрел ничего опасного и предосудительного в том, чтобы посидеть на скамейке несколько минут и выслушать этого человека, прямо-таки излучающего достоинство.
– Давайте присядем, – предложил он, делая жест в сторону детской площадки.
Они подошли к скамейке и сели, Петр Павлович уместил на коленях свой «дипломат» и повернулся к незнакомцу, который с каждой секундой делался ему все более симпатичен, хотя ничего такого особенного не делал и не говорил.
– Я слушаю вас, – сказал Сергун, вернее, хотел сказать, потому что язык вдруг отчего-то стал плохо слушаться его.
Он собрался было удивиться, но передумал. Теплые пальцы седовласого мужчины мягко легли поверх его ладони, и Сергуну стало спокойно и хорошо, будто он уже принял ванну и улегся в постель, закутавшись в теплое пуховое одеяло. И ничего удивительного в этом не было. И совершенно естественно, что именно голос этого мужчины теперь будет указывать, как ему, Петру Павловичу, поступать. Конечно, он будет слушаться, как же иначе.
– Когда вы должны сдать документ руководителю рабочей группы? – спрашивал мужчина.
– Девятнадцатого, в понедельник.
– Когда документ в окончательном виде должен уйти из института министру?
– В среду, двадцать первого.
– Какова степень готовности документа на сегодняшний день?
– Все материалы есть, но разрозненные, нужно написать связный текст из всего этого.
– Сколько времени на это нужно?
– Много.
– Как много?
– Очень много. Но мы умеем делать такую работу быстро, у нас большой опыт.
– Слушайте меня внимательно, Петр Павлович. Вы должны сделать документ еще быстрее, чем вы умеете. Понимаете? Ровно на два дня быстрее, чем вы умеете. И принести его мне. Можете принести на дискете, распечатывать не обязательно. И после этого еще два дня никому материал не показывать и никому не говорить, что он готов. Вы можете это устроить?
– Я не знаю. Это трудно. Их много. Тот, кто будет печатать наш последний вариант, будет знать, что он готов. Никто не поймет, почему я его не докладываю руководству.