Не могу больше
Шрифт:
— Почему? — полюбопытствовал Шерлок и тут же переменил тему. — Впрочем, это не важно. Итак…
— Да-да, — засуетился мужчина. — Может быть, выпьем кофе? — Он указал подбородком на пестрый тент небольшого кафе. — У Мэгги очень вкусные булочки и изумительный кофе!
— С удовольствием, — снова улыбнулся Шерлок.
Он улыбался сегодня на удивление часто.
Джон молча наблюдал за так и не вернувшим самообладание Гроу. Его разочарование было настолько сильным, что выдержка явно давала сбой за сбоем: он то краснел, то бледнел, откашливался, сжимал пальцы в замок, кусал губы.
Очень
Джон вопросительно поглядывал на Шерлока, но тот словно не видел происходящего, будучи образцом непринужденности и спокойствия.
Что ж…
Они расположились возле чисто вымытого окна, с интересом оглядывая уютный и нарядный зал маленького кафе. Аппетитные ароматы наполняли рот обильной голодной слюной, и Джон решил, что все загадки оставит на потом, сначала — кофе и всё, что найдется в этом сказочном заведении.
Мэгги, оказавшаяся болтливой толстушкой, поставила перед ними такие румяные булочки, обильно посыпанные сахарной пудрой, такие хрустящие теплые рогалики, что Джон едва не застонал — он был голоден зверски, и как оказалось, уже давно.
Шерлок отхлебнул из ярко-фиолетовой чашки и многозначительно качнул головой: кофе был потрясающе вкусен. К булочкам он не притронулся. Впрочем, как и заметно взволнованный Гроу.
— Итак, — вновь повторил Шерлок, взглянув на Стенли в упор. — Почему мы здесь?
Казалось, усилие, которое тот применил, чтобы выдержать направленный на него проницательный взгляд, было превыше человеческих, но глаз он не опустил и даже слегка улыбнулся. — Мистер Холмс…
— Стенли, мы знаем, что ваша жена умерла. К чему весь этот цирк?
Открытая улыбка маленького мужчины сделала его лицо и моложе, и привлекательнее. Ровный ряд здоровых, ухоженных, кипенно белых зубов ярко блеснул в приглушенном свете кафе, и Джон от неожиданности вздрогнул: полная очарования улыбка ему не понравилась, как и слишком явно демонстрируемое раскаяние.
— Простите меня, бога ради. — Гроу прижал к груди сложенные крест на крест ладони маленьких, но крепких, жилистых рук, резко контрастирующих с тщедушной, хрупкой фигуркой. — Как ещё я мог заманить в эту глушь великого Шерлока Холмса?
Его простодушие обескураживало.
— Заманить? — переспросил Джон, думая, что ослышался.
— Конечно! — честно ответил Гроу и вновь повернулся в сторону Шерлока, не спускающего с него глаз. — Отчего-то я был уверен, что вы вспомните мою историю, а если не вспомните, то обязательно предварительно всё разузнаете. Чем может заинтересовать чудесно воскресшего детектива гибель какой-то далекой Марджори Гроу? А вот подобная странная просьба её безутешного мужа сразу же станет для него любопытной загадкой: что за всем этим стоит? И вот вы здесь.
— Хм… Что ж, в знании психологии детективов вам не откажешь, — задумчиво произнес Шерлок. — Я жду объяснений и подробного рассказа.
Он хорошо подготовился к встрече — это было первой мыслью Джона. Речь Стенли текла размеренно и плавно. Слишком размеренно и слишком плавно.
Джон не был склонен к паранойе, это он знал теперь совершенно точно. Тогда, в те ужасные дни тех ужасных полутора лет, когда в толпе то и дело мелькал силуэт Шерлока, сводя Джона с ума своей невыносимой реалистичностью,
Теперь-то он знал, что это был Шерлок: наблюдал, сопровождал, находился рядом. Когда имел такую возможность.
Сейчас то забытое неприятное ощущение вернулось. Джон снова искал черную кошку в темной комнате. Стенли Гроу с каждой минутой нравился ему всё меньше и меньше. От него исходила угроза, а её терпкий запах Джон хорошо знал и не спутал бы ни с одним другим. Но Шерлок напряженным не выглядел, и привычка доверять другу во всем пересилила желание взять его за руку, посадить в припаркованную машину и рвануть на вокзал.
— Марджори была пьяницей, — начал Гроу, вглядываясь в кофейные подтеки, прочертившие стенки его опустевшей чашки. — Она находила в процессе опьянения неведомую мне прелесть, наслаждалась каждым сделанным ею глотком, упивалась. Она не напивалась, а именно упивалась, превращаясь при этом в дьявола — озлобленного, неистового, беспощадного. Как же она ненавидела меня в такие минуты, а их было немало… Нападала яростно, как огромная расплывшаяся тигрица. Мардж была очень красива и чересчур огромна, во всяком случае, для меня: выше на две головы, белокожая рыжая самка. Никогда меня не хотела. А я хотел её всегда, даже пьяную.
— За что она вас ненавидела? — тихо спросил Джон.
— Не знаю. — В глазах Гроу плескалось страдание. — Мы жили дружно до тех пор, пока не началось это. Я любил её без памяти. Каждый дюйм её большого сытого тела был для меня святыней. Хотеть до дрожи святыню… Такое не каждый может выдержать. Я плакал от непередаваемого блаженства, а она смеялась. Но мы были счастливы. Я был счастлив.
Гроу вымученно улыбнулся.
— Бог не дал нам детей…
Слова больно резанули по cлуху, и Джон поежился, внезапно и сильно замерзнув.
— Джон… Простите, Гроу… Джон, может быть, ещё кофе? — заботливо спросил Шерлок и неожиданно накрыл его руку большой теплой ладонью. — Господи, ты как ледышка! — изумился он и крикнул в глубину зала. — Мэгги, будьте добры ещё кофе!
И не убрал ладонь до тех пор, пока перед Джоном не задымилась чашка свежего горячего напитка. И Джону стало внезапно жаль, что эту чашку ему принесли так быстро…
— Да, детей у нас не было, — продолжал Стенли, —, но я не тяготился этим: мне было вполне достаточно её одной. Теперь я уверен, что дети спасли бы нас от неминуемого краха. Возможно, она винила меня, но я-то знал, что не во мне дело. Когда она напилась первый раз… Ни с того, ни с сего, просто взяла с полки нашего магазина бутылку виски и опустошила её до дна, сидя на диване в гостиной. — Он поежился и втянул голову в плечи. — Как она орала, господи! Называла меня жалким клопом, бегающим по её телу, ничтожеством, мразью. Я был в ужасе, не зная, в чем причина её странной озлобленности. Протрезвев, она долго просила прощения, хотя не думаю, что помнила собственные слова. Извинялась за то, что напилась так неожиданно и так сильно. Полгода не было даже намека на то, что случилось. А потом она сорвалась: бесконечные запои, превратившие её в неопрятную рыхлую бабу, требующую бесконечного секса и орущую на весь дом.