Не мой парень
Шрифт:
Говорят, время лечит. Это еще одно утверждение, которое не работает в моем случае. Потому что в тот момент, как мы встретилась взглядами, все вернулось снова: дикое уханье сердца, смущение и канувшая в Лету способность связно изъясняться. Четыре года я убеждала себя, что стала взрослее, мудрее, привлекательнее и все те мои чувства – не более, чем подростковый восторг от красивой картинки его внешности, облаченной в выкованные мною же рыцарские доспехи. И понадобилось меньше минуты, чтобы вернуться в далекое прошлое и из всего хорошего, что там находилось, прихватить лишь пыльную
Но несмотря на это, я больше не девочка, которая готова была отдать все за один только взгляд и поцелуй со своим идеалом. Потому что за четыре года вдали от дома, помимо высшего образования, я обрела чувство собственного достоинства. Из общения с людьми, будь то мои однокурсники, преподаватели или работодатели в модных туалетах из флагманских бутиков, я поняла, что никто не станет тебя уважать до тех пор, пока ты сам не начнешь. Люди, как лакмусовые бумажки, ныряют в тебя, сканируя нутро и, где чувствуют слабину и неуверенность, давят посильнее, чтобы проверить, насколько глубокую смогут оставить вмятину. Делают это неосознанно, потому что такова уж человеческая сущность – уважать силу и презирать слабость. Хочется верить, что я научилась быть сильной и не подставлять свои слабости под удар, поэтому рассчитываю, что моего уважения к себе хватит, чтобы держать шкатулку своих чувств плотно запертой.
– Правда Финн и Ким красивая пара? – улыбается мама, полируя кухонным полотенцем винный фужер. – Рада, что они снова вместе.
– Возможно, их вторая попытка пожениться будет удачнее, – уклоняюсь от прямого ответа.
Я до сих пор не знаю, почему Финн и Кимберли не поженились четыре года назад, и, если быть честной, никогда этим не интересовалась. Финн Кейдж стал моей собственной запретной темой: я не позволяла себе надеяться, что оказалась причиной, почему свадьба не состоялась. На самом деле причина и не имела значения, ведь факт оставался фактом: он собирался жениться на ней, после того как чуть не занялся со мной сексом.
– Дай-то бог, – всплескивает руками мама. – Ким уже двадцать шесть, молодое поколение наступает на пятки.
– Какие пятки, мам? – не удерживаюсь от ехидства.
– Конкуренция, милая. Везде сплошная конкуренция. В бизнесе, карьере, в личной жизни. Ким скоро тридцать, а смазливых мордашек повсюду много. Хоть бы с Финном у нее все получилось – хороший парень, и дети красивые родятся.
Я чувствую, как во мне поднимается раздражение, и не понимаю, откуда оно берет корни. Кажется, мне обидно за сестру. Что в двадцать шесть ее списывают, как стареющий хлам, удел которого успеть запрыгнуть в последний золотящийся вагон, пока не пришлось катить в алюминиевом. Словно ее не существует как личности, а есть только ее привлекательное лицо и тело, которым от рождения суждено было быть проданными подороже.
– А чем хорош Финн, мам? – спрашиваю, потому что этот вопрос вертелся на языке годами. Я правда хочу понять, что они с отцом видят в нем, отчего считают его идеальной партией для Ким едва ли не с первого дня знакомства, ведь его репутация скорее говорила против него, чем за.
Маме не нужно времени, чтобы подумать:
– Финн из хорошей
– Тебе тоже обязательно встретится такой, Тони, – ласково улыбается мама. – Кимберли часто приглашают на разные светские мероприятия, может быть, она и тебя возьмет с собой. Ты у меня какой красавицей стала, от женихов отбоя не будет.
Эхо ностальгии режущей волной бьет по нервам. На секунду я снова тусклый придаток своей звездной сестры, благодаря которой у меня появляется шанс испить искрящийся глоток ненастоящей жизни.
– Обойдусь, мам. Я, может быть, вообще замуж не выйду.
Я знаю, для чего это сказала: чтобы увидеть на ее лице именно то выражение, какое вижу сейчас: испуг и непонимание. Испытываю от этого странный триумф, старательно пряча его за натиранием фарфоровой тарелки.
– Секретничаете с мамой? – вклинивается в повисшее молчание бодрый голос отца. – Финн снова поменял машину, представляешь, Лил?
– Он может себе это позволить, – гордо заявляет мама, вызывая во мне новую волну раздражения. – У него успешный бизнес.
– Кстати, о бизнесе, – отцовский взгляд устремляется на меня. – Когда готова приступить?
Это основная причина, почему я вернулась из Бостона: отец посулил мне должность в своем рекламном агентстве. Точнее, сказал, что заказов стало в разы больше и надежные семейные мозги пришлись бы очень кстати. Что Кимберли не заинтересована в том, чтобы работать в офисе, а моя специальность вписывается в рабочую концепцию как нельзя лучше. Я согласилась. Во-первых, потому что перспективы работы в четырехмиллионном Лос-Анджелесе значительно привлекательнее, чем в маленьком Бостоне, а во-вторых, потому что я не могу всю жизнь прятаться. Ну и к тому же отцу нужна моя помощь, а я, при существующем эмоциональном дефекте, все же считаю себя благодарной дочерью.
– Думаю, в понедельник будет в самый раз. Мне нужно время, чтобы подыскать себе жилье.
Звон упавшей на столешницу ложки эффектно аккомпанирует окончанию моей фразы.
– Ты не будешь жить с нами? – округляет глаза мама. – Чем плоха твоя комната?
– Тем, что мне больше не восемнадцать, мам, – стараясь сильно не задеть ее материнские чувства, я смягчаю дочерний приговор хитрой улыбкой: – Вдруг я захочу привести к себе парня?
Это сомнительное успокоение немного расслабляет маму, но она тем не менее продолжает удерживать оборонительные позиции:
– Зачем тебе это, Тони? Дом большой и, после того как Ким съехала, кажется таким пустым. К тому же снимать жилье в Лос-Анджелесе дорого.
– У меня есть кое-какие сбережения. Ты знаешь, в Бостоне я не прохлаждалась. И папа собирается платить мне зарплату, так ведь?
– И очень неплохую, – хмыкает отец. – Дела идут прекрасно.
Кажется, в бизнесе отца действительно наступила светлая полоса. Сколько себя помню, фирма перебивалась мелкими заказами, но последний год ситуация улучшилась: он поменял побитый Шевроле на дорогой внедорожник и перевез агентство в новый офис.