(Не) мой ребенок
Шрифт:
Я много в жизни дрался. Детские потасовки не в счет. Что могут сделать дети? Расквасить нос, выбить молочный зуб. А вот когда чуть повзрослел, стычки стали куда серьезнее.
Перед глазами до сих пор стоит сцена, которая намертво врезалась в память. Как-то трое старших зажали двенадцатилетнего меня ночью в сортире, хотели отобрать кроссовки, которые мне чудом достались от спонсора. Не знаю, зачем, ведь они им все равно были малы. Наверное, хотели продать.
Как сейчас помню — белые кожаные кроссовки с зелеными полосками по бокам. Удобные, с
Я не отдал.
Первому врезал башкой в живот, а когда двое других меня скрутили, цапнул одного за голень, благо тот был в шортах. Меня отпустили, я поднялся, но через пару секунд меня снова свалили на пол, а потом начали пинать. Я лежал скрюченный, защищал руками голову, а потом резко дернулся, схватил одного за ногу и повалил. Тот пацан треснулся об стену, а я подскочил, повис на втором, смачно вгрызся в его ухо, да так, что потом ему это ухо зашивали. До сих пор иногда чувствую во рту металлический привкус чужой крови. Третий сбежал. В той драке мне сломали ребро и разбили лицо.
Больше ко мне никто не лез.
В студенческие годы также пришлось помахать кулаками, чтобы никакая шваль не смела забираться ко мне в комнату в общаге, где я жил, пока не получил квартиру, и тырить добро, на которое я горбатился за гроши.
Драться со мной один на один — бесперспективное занятие, если ты не чемпион по боям без правил. Я умею постоять за себя, недаром до сих пор почти каждый день бегаю, отжимаюсь, держу себя в форме. Всегда готов.
Состояние драки — особый вид наркотика. Я понимаю, почему некоторые этим живут даже во взрослом возрасте. За какие-то доли секунды реакции обостряются в разы, ты становишься улучшенной версией себя.
Мы с Горцевым очень быстро валимся на пол, я сразу совершаю удачный переворот и вот уже сижу на противнике. Привычно тону в адреналине, а мой кулак живет своей жизнью. Вминаю его раз за разом в морду этого самодовольного урода, а он уже даже не сопротивляется.
Кое-как заставляю себя остановиться. В драке важно уметь остановиться.
Слезаю с противника, вытаскиваю ремень из его же джинсов, переворачиваю его на живот и вяжу руки. Тот в полубессознательном состоянии — похоже, я обеспечил ему сотрясение.
Встаю и поднимаю с ковра выроненный во время драки телефон. Набираю номер одного нужного человека.
— Здравствуйте, Виталий Евгеньевич, — говорю на удивление спокойным голосом. — Мне нужна транспортировка одного типа по месту проживания. Он пробрался ко мне в квартиру, и у нас состоялся неприятный разговор, так что ему нужно разъяснить, чтобы в Москву больше не совался и забыл имя моей невесты.
Валерий Евгеньевич Люхт — владелец агентства по безопасности и мой хороший знакомый. Я очень помог ему в свое время, так что за ним должок. Он не спрашивает детали. Они ему не нужны. К тому же я не тот человек, который будет трезвонить по пустякам. На самом деле это первый раз, когда я к нему обратился за помощью.
Проходит каких-то пятнадцать минут, и в квартире появляется пара ребят в черной форме.
Подхожу к двери в спальню и некоторое время просто смотрю на коричневую деревянную поверхность, на золоченую ручку. Нехотя тянусь к ней и наконец открываю.
— Глеб! — Мира стоит за дверью.
У нее в лице ни кровинки, щеки залиты слезами, глаза влажные.
Еще недавно я бы тут же сгреб ее в объятия, долго успокаивал, целовал зареванное лицо. Но не теперь. Ее слезы меня не цепляют. Почти…
За каких-то полчаса Мира перестала занимать в моем сердце львиную долю места. В груди все будто одеревенело, я к ней больше ничего не чувствую.
— Ничего не хочешь мне сказать? — спрашиваю на выдохе.
— Хочу! — Она тут же принимается кивать.
— Я слушаю… — говорю, опершись плечом о дверной косяк. — Хочу в подробностях узнать, что здесь делал этот тип.
— Глеб, я об этом и хотела с тобой поговорить… — восклицает она с виноватым видом.
— О чем именно? О том, что я у тебя не один? И сколько раз ты с ним была, пока мы играли в любовь до гроба? Ты поэтому не хотела носить часы с трекингом? А? Боялась, что застукаю тебя с ним? Признавайся!
— Глеб, ну что ты такое говоришь, все не так…
Дальше Мира начинает нести полную ахинею. Говорит про то, что ее бывший был настоящим психом, что она сбежала от него в Москву. Дальше больше — что он ее подкараулил у школы, что угрожал ее матери, а потом выследил ее и явился в эту квартиру незваным гостем, что хотел ее изнасиловать.
Только вот не вяжется ее рассказ с действительностью. Если человек псих и ты его боишься, то ни за что не станешь с ним встречаться в квартире одна. Тем более обсуждать тот вид секса, который мы с ней даже ни разу не пробовали.
Ничего не отвечаю на этот бред.
— Телефон дай, — говорю с непроницаемым выражением лица.
— Телефон? — глаза Миры округляются. — Зачем?
— Проверю… — отвечаю со вздохом.
Пропускаю ее в гостиную, она поднимает с пола сумочку. Видно, от радости уронила, когда увидела бывшего полуголым. Она достает мобильный и протягивает его мне.
Смело.
Листаю ее исходящие звонки. Вижу свой номер, номер ее матери, номер службы доставки. Список не отличается длиной, однако вскоре я нахожу один незаписанный номер.
— Чей? — спрашиваю ее.
Она еще больше бледнеет.
И тогда я набираю его. Слышу бодрое треньканье где-то под диваном. Достаю мобильный. По всей видимости, это телефон Горцева — вылетел в пылу драки. Она ему звонила первой. Даже не он ей, а она ему.
И все.
Больше слова Миры не имеют для меня вообще никакого значения.
Возвращаю ей мобильный.
— Мне все ясно. Я пошел…
С этими словами разворачиваюсь к выходу.
— Глеб, подожди, ты куда? Я звонила ему, да, но только потому, что боялась за маму. Я же тебе только что объяснила, что он сделал!