Не моя девочка
Шрифт:
Бэлла стоит у большого зеркала над раковиной и мокрое лицо салфеткой вытирает. В отражении вижу, что глаза у девушки красные и влажные. А руки трясутся.
— Что-то случилось? — вырывается у меня.
Девушка дергает плечами и оборачивается. Смотрит сначала на меня, потом с удивлением на открытую дверь. Видимо думала, что закрылась.
— Дверь была не заперта, — в свое оправдание произношу я.
Она ничего не отвечает, делает тяжкий вздох и поворачивается обратно к зеркалу. Теперь смотрит на меня через него. Лоб хмурит и губы поджимает.
И здесь я замечаю, что джинсы у девушки
Не знаю почему, но мое воображении вдруг рисует отвратную картину: как хозяин этого места издевается на Бэллой. Бьет, насилует. Так явно все вижу, что рука в кулак сжимается. Шаг делаю, быстрый и резкий, хватаю девушку за плечо и к себе разворачиваю. В глаза ее смотрю… черт, вот это цвет! Что-то среднее между карими и зелёными. Оливковые, да! Никогда такого цвета глаз не видел. А сколько в них сейчас боли и тоски.
— Тебя кто-то обидел? — интересуюсь, убирая руку и не сводя своих глаз с ее.
— Тебя это не касается, — отвечает она. Но не зло. Скорее нервно. Руки девушки продолжают трястись.
— Все нормально.
Но я ей не верю. Потому что чувствую — ни хрена не нормально.
— Это Йонас? — черт, вот зачем я лезу?
Бэлла отводит взгляд, швыряет скомканную салфетку в ведро. А потом молча покидает уборную. Сначала думаю ее остановить, может слова какие сказать, поддержать… но потом на месте жалости появляется чувство долга. Не лезь, Бой, тебя это все, правда, не касается. Она девочка хозяина, и она стала ей добровольно.
Запираю дверь, справляю нужду и, помыв руки, выхожу обратно в зал. Бэллы здесь нет. Зато у входа Лёшка стоит и, заметив меня, машет рукой.
Мы покидаем ресторан и загружаемся в автомобиль, в тот самый, в котором мы вчера вечером катались. Леха зарулем, я рядом сижу, пальцами по панели постукиваю и в окно смотрю. Мысли в голове гоняю. О Бэлле все думаю, неугомонный.
Бить женщин для меня табу. Я, наоборот, ни один раз бил тех, кто себе это позволял. Например одному майору из части от меня однажды прилетело, когда я застукал, как он пьяный, зараза, жену свою покалачивает. Прямо в ресторане, где мы его звание обмывали. Никто моего заступничества не оценил. Даже жена майора, которая молила, чтобы я ее мужа отпустил. Стоит ли говорить, что потом меня весь сплаченный и дружный коллектив военной части психом считал, что я в семейную разборку полез? Там подобное в порядке вещей. Бьет же значит любит. Тьфу.
Леха сворачивает на Северный бульвар, мы проезжаем мимо дома Бэллы и гоним дальше, в конец улицы. Тут тупик. Когда-то на этом месте была железнодорожная станция, ветку эту снесли, на ее месте дома построили. Только вот память о себе станция оставила — пара столбов и кусок платформы. Рядом с ней теперь стоит одноэтажное здание. По всей видимости та самая спортбаза Йонаса. Чуть дальше речка, уже настолько обмелевшая, что больше на лужу похожа.
Места вокруг много, да, здесь вполне можно не только учить вождению, но и дрифт устраивать.
Лёшка паркует машину возле двух других, рядом со входом в здание. И мы заходим внутрь.
На первый взгляд — обычная качалка: тренажёры, шведские
Мы заходим. Сразу несколько людей, в числе которых Йонас, стреляют в этот момент по мишеням. Причем, твою мать, из настоящего оружия.
Наше появления незамеченным не остается. И почему-то Лейтович, весело ухмыляясь, передаёт мне свой пистолет и предлагает пострелять.
Очередная проверка моих способностей?
Что ж, я демонстрирую ему, что оружием владею. Стреляю точно в центр мишени. Десять из десяти.
— Не плохо, Артем Боев, — фыркает Йонас и, подозвав Леху, выходит с ним из тира.
Спустя пару минут Лёшка возвращается и говорит мне:
— Хозяин велел тебе оружие выделить. И попросил завтра отвезти его и семью на службу в костёл. Адрес я тебе смской сейчас перешлю.
Бэлла
Я никак не могу успокоиться. Слезы литься перестали, а вот истерика все еще держит. Меня трясет. Еще новенький этот, Артем, в туалет ворвался. Странно, но меня это успокоило. Вроде как в руки себя взяла.
Выхожу из уборной и в гримерку к себе иду. Сажусь на диванчик и закрываю глаза.
Давно подобного Йонас себе не позволял. В самом начале наших ненормальных отношений он вообще пылинки с меня сдувал, слова грубого при мне сказать боялся. Я порой удивлялась, как он менялся — при парнях своих один: злой, мощный, дикий, при мне другой: нежный и ласковый.
Но я даже такого по-настоящему полюбить не смогла. Точнее тогда я думала, что люблю. А потом встретила Славу. Мы уже два года с Йонасом были. А мне крышу снесло. И бабочки в животе порхали.
Но Йонас отпускать меня не захотел. Слава для всех чудесным образом испарился, никто его якобы больше и никогда не видел, а меня в загородном доме заперли. Йонас как с цепи сорвался. Насильно меня брал, и, не то что бил, а вроде как шлепая, в азарт входил. Синяки при этом оставляя.
Тогда я первый раз забеременела. Потому что доступа к таблетками, которые я принимала, у меня не было. А я не хотела ребенка. Я понимала, если рожу от Йонаса, то все, это смерть моя.
Пришлось послушание играть. Поверил. Отпустил домой. А я в больничку. Таблетку волшебную приняла — и нет ребенка. Йонас ничего не узнал, наврала ему, что просто лечилась, за мной же приглядывали.
Через год снова беременность. И опять потому что Йонас сорвался. Его тогда общие знакомые с Садековым свели. Они в ресторане тусили, пьяные и обдолбанные. А я не люблю этого, до дрожи, до блевоты. Насмотрелась уже. Хамить начала Садекову, дура. За что три дня Йонас надо мной все в том же загородном доме измывался. Трезвый он еще адекватный, пьяный мутный, а накачанный наркотой — псих. Потом он в себя пришел, узнал, что Саит чуть нашу официанту не изнасиловал, каялся и пообещал мне, что больше ни-ни. И вот опять к нему эта кавказская рожа пришла. Не просто же так.