Не он
Шрифт:
– Я переехала к нему и была рядом, пока ты находилась под наблюдением врачей, – негромко произносит Келли Хант. – И своими глазами видела, что творилось с Крисом.
– Врачи подобрали правильную терапию, и им удалось тебя вывести в состояние ремиссии, – говорит Тэм. – Мы все были так счастливы, забирая тебя из клиники. Неужели ты ничего этого не помнишь?
– Я ничего не помню, потому что ничего этого не было, – упрямо поджав губы, отзывается Элинор, ощущая, как ее ожесточенная уверенность в собственной правоте медленно обрастает туманом сомнения. Все их слова звучат без налета фальши, искренне и со слезами на
– Если ты захочешь, я могу поехать в клинику вместе с тобой, – предлагает Келли. Лин поднимает на нее полный агонии взгляд. – Но я думаю, что ты можешь справиться без госпитализации.
– Кристофер думает, что ты прекратила прием таблеток, – встревает Тэм. Элинор потерянно смотрит сквозь нее, пытаясь прогнать через погрязший в хаосе разум услышанные факты. – И это в итоге вызвало обострение.
– Вряд ли только пропуск таблеток мог спровоцировать кризис, – с сомнением возражает Келли, ласковым жестом накрывая ледяные пальцы Элинор. Вздрогнув, она переключается на участливое лицо родственницы мужа. – Попробуй вспомнить, что произошло вчера, Лин?
– Утром я отвезла своих детей к лучшей подруге, и весь день готовила праздничный ужин к десятилетнему юбилею, – отрешенным голосом говорит Элли. – Я собиралась провести незабываемый вечер с любимым мужем. Вчера я была счастливой матерью трехлетнего сына и годовалой дочери и любящей женой единственного мужчины в своей жизни, а сегодня у меня нет ничего, кроме уверенности, что человек, называющийся моим мужем, – незнакомец, по какой-то известной ему одному причине решивший свести меня с ума.
– Ты понимаешь, как это звучит? – мягко спрашивает Тэм. – Что, по-твоему, этот незнакомец мог сделать с Крисом? И куда спрятал детей?
– Я не знаю… – беспомощно всхлипнув, отзывается Элинор.
– Как ему удалось убрать все свидетельства их существования, обмануть полицию и убедить нас в том, что он и есть Кристофер? Назови хоть одну причину, зачем кому-то придумывать и организовывать такой безумный план?
– А еще я помню, что звонила тебе, – встрепенувшись, Лин с подозрением смотрит в голубые глаза Тэмзин, вспомнив, как однажды неудачно пошутила в ответ на придирки мужа, сказав, что Тэм Саммерс гораздо больше соответствует его вкусовым предпочтениям. Как ей только могло прийти в голову сморозить подобную глупость?
Может, они все правы, и она действительно шизофреничка в стадии регресса?
– Ты звонила мне, чтобы спросить рецепт пасты с креветками. Крис обожает морепродукты. Это тоже твои слова. Проверь почту, я выслала тебе рецепт сразу после нашего разговора.
Точно, как она могла забыть. Тэм не только семейный психолог, красавица с шикарной фигурой и отличным вкусом, но еще и кулинар от Бога. Просто само совершенство! Тем не менее, Элинор не спешит верить своей чересчур идеальной подруге на слово и, вынув телефон из кармана халата, заглядывает во входящие письма. Черт…
Все верно. Сообщение с рецептом получено спустя пару минут после завершения звонка.
Элинор закрывает глаза, силясь сделать полноценный вдох, и когда ей это удается, виски снова пронзает адская боль. Застонав, Лин сжимает голову ладонями.
«Купить глаз для Барни» сквозь алый туман отчётливо возникает в памяти заметка, вбитая в мобильник. Хрупкая
«Спрятать портрет до возращения Кристофера», гласит последняя.
«Не разговаривать с курьером. Крис иногда такой ревнивец», написано в предыдущей. Это абсолютная правда. Лин по началу льстили собственнические порывы мужа, а потом начали утомлять.
Взгляд цепляется еще за одну заметку:
«Сдать в химчистку рубашки Кристофера»
Элинор всегда заботилась, чтобы ее муж выглядел аккуратно и привлекательно. Именно так он и выглядел, благодаря ей. Дальше читать не было смысла. Содержание остальных записей крутилось вокруг потребностей и желаний мужа, и ни одной о детях или о самой Лин.
– Во что я превратилась? – бесцветным голосом задается вопросом Элинор Хант, поочередно вглядываясь во встревоженные лица двух женщин.
– Твои таблетки. – Келли выставляет на стол флакон с пилюлями. – Начни их пить, и память постепенно вернется.
– Не уверена, что хочу этого, – честно признается Лин.
Глава 4
Гостьи уехали практически сразу после состоявшегося разговора. Элинор сама настояла на этом, хотя обе были не прочь остаться на пару дней, чтобы оказать моральную поддержку. Возможно, ей стоило принять помощь, но она чувствовала себя слишком потерянной, заблудившейся и выпотрошенной. Единственное, что ей могло по-настоящему помочь сейчас – это полное одиночество наедине со своими погрязшими во мраке мыслями.
Она не могла принять на веру факт, что воспоминания о последних трех годах ее жизни не более, чем обман подсознания. Несмотря на услышанные исчерпывающие доводы, первое, что сделала Элинор, оставшись одна – набрала номер клиники, указанный на флаконе с лекарствами. Дозвонившись до регистратуры, она попросила соединить ее с врачом, выписавшим рецепт. Психиатр Скарлетт Грин оказалась очень вежливой и приятной в общении женщиной. Доктор Грин подтвердила, что Элинор являлась ее постоянной пациенткой, и раз в год проходила плановое обследование. Последнее состоялось два месяца назад. Тогда же был выписан очередной рецепт на таблетки, необходимые для стабильного функционирования психической системы Элинор Хант. Так же миссис Грин была настолько любезна, что выслала на электронную почту Лин копию ее медицинской карты.
В поисках уединения Элинор закрылась в мастерской (она запретила себе называть ее детской) и начала с того, что сложила все портреты, включая завершенный, в стопку и, задвинув в дальний угол, накрыла отрезом ткани, так и не решив для себя, что будет делать со всеми этими «сокровищами» дальше.
Освободив пространство от отвлекающих факторов, она скрючилась на неудобной кожаной кушетке и, открыв электронную почту на своем мобильном, трижды перечитала собственную медицинскую карту, тщетно ища там несоответствие или зацепки, доказывающие, что заговор против неё проник и за стены клиники. Элинор практически выучила каждый термин в перечне всех своих диагнозов прежде, чем последняя искра надежды, будто весь мир безумен, а она одна нормальная – погасла.