Не он
Шрифт:
— Что он здесь делает? — обескураженно интересуется Элинор, вопросительно взглянув в лицо мужа. — Это же кортеж мэра.
— Обсудим потом, — в серых глазах появляются крупинки чистого льда. — Все хорошо, Элли, — он ласково и с толикой сожаления касается ее щеки с пунцовым синяком. — Ты веришь мне?
У Элинор не остается сил на споры, и она просто кивает, больше не пытаясь убедить себя в наличии вариантов и выбора. У нее нет ни того, ни другого. Но стоит ей осознать эту простую и неотвратимую истину, как все внутри Лин восстаёт против диктаторских
Разве она не сделала все, что он хотел? Разве сейчас не его очередь исполнять данные обещания?
— Я хочу сейчас, — требовательно шепчет Элинор, царапая ногтями рубашку мужа и ощущая, как напрягаются под пальцами тугие мышцы.
Непробиваемое самообладание этого мужчины не более чем игра. Как бы он не пытался скрыть — ее прикосновения его волнуют.
— Не потом, — с придыханием добавляет Эль, расслабляя пальцы и скользнув ладонями вверх по рельефной грудной клетке. — Сейчас, — выдыхает, всматриваясь в клубящиеся серые бездны. — Мне нужны ответы! — настаивает Элинор, осторожно положив руку поверх наложенной на рану повязки на его плече.
Тяжело вздохнув, он позволяет себе проиграть обезоруживающей женской ласке и притягивает ее в свои объятия, разрешая согреться и забыться ещё на несколько мгновений.
— Позже, Эль, — качает он головой, запуская пальцы в длинные темные пряди ее волос. Так мучительно нежно, что хочется выть. Хочется лгать, притворяться, забыть и никогда не вспоминать о том, что...
— Сейчас! Или никогда, — бормочет Лин, прижавшись здоровой стороной лица к твёрдой мужской груди. — Ты не железный дровосек. У тебя есть сердце, — прислушиваясь к неровному ритму, утверждает Лин, обреченно кутаясь в это последнее мгновение самообмана.
Он пахнет сигаретным дымом, как и она, но без малейшей примеси ментола.
Его хватило всего на несколько дней, чтобы выдержать чужие привычки.
Почему с ней он продержался дольше?
Почему? Почему, черт возьми, ее не покидает мысль, что он оттягивал, как мог, этот момент.
— Я знаю, что ты НЕ ОН, — одними губами произносит Элинор.
Его сердце не меняет ритма, словно знало наперёд, что так и будет. Мышцы под ее ладонями оживают, натягиваясь, как канаты, и она не сомневается, что сейчас ей скормят очередную порцию лжи.
— Можешь говорить и делать что угодно, но я знаю. Я знаю!
Высеченные словно из камня черты хранят полную неподвижность, пряча свои тайны за гранитным забралом. Взяв в ладони неприступное мужское лицо, Лин нежно водит своими губами по его… Не закрывая глаза. Точно так же, как он — никогда не закрывает свои… даже во сне, а днем прячет воспаленные белки под линзами очков.
— Ты не мой муж, — уверенно проговаривает Лин, и эхо собственного голоса резью проходит сквозь сердце.
— Кого же ты целуешь сейчас, Эль? — тепло мужского дыхания омывает пылающую щеку Элинор.
«С
— Тебя, — не выдержав, она все-таки прикрывает ресницы. — Тебя, — повторяет с горечью и болью, разрывающей грудь, — Дик.
— Это не мое имя, Эль, — тень недовольства проскальзывает по сдержанному лицу. На уровне инстинктов она чувствует, что он собирается уклониться, оставить ее ни с чем, не прощаясь свалить в неизвестность. Возможно, прихватив солидную сумму за организацию безукоризненно устроенного шоу.
— Другое я не знаю, — цепляясь пальцами за ткань белой рубашки, она умоляюще и в то же время твердо смотрит в лицо напротив. — Ты можешь не говорить, можешь солгать, убедить меня в том, что Кристофер заплатил тебе и сбежал с моими деньгами, и я поверю. В любую ложь. Никто не узнает. Я буду молчать. Клянусь — я сделаю все, что ты хочешь, сыграю любую роль.
— Элинор, — его челюсть напрягается, а глаза приобретают жуткий пугающий оттенок, от которого все ее внутренности сжимаются в кулак. Черт подери, ведь она и правда понятия не имеет, что за зверь прячется за идеально выдержанным образом Кристофера Ханта.
— Я отдам тебе все, но прошу, верни мне моих детей...
— Эль, — в его голос просачивается металл. Он твердо берет ее за плечи, неумолимо отстраняя. — Я уже говорил. Ты уже отдала мне все. Я ни о чем не просил. Это было твое решение.
— Значит, я передумала! Верни мне мою жизнь, кто бы ты не был, мать твою! — приглушенно рычит Элинор.
— Ты действительно этого хочешь? — обхватив растопыренными пальцами тонкую шею спереди, мужчина запрокидывает ее лицо. — Хочешь вернуть свою жизнь, Эль?
— Да, — слизав с губы капельку выступившей крови, поспешно кивает Лин. Глаза цвета ртути стынут, покрываясь коркой чистого серебра.
— Уверена? Не отвечай, если в тебе есть хотя бы грамм сомнения.
— Я хочу. Вернуть. Свою. Жизнь. — по слогам ожесточенно выдыхает Лин, снова касаясь его губ своими.
— Хорошо, Эль, — он отступает назад, разрывая тактильный контакт.
Его взгляд пару секунд сканирует ее охваченное надеждой лицо, прощаясь или выискивая крупицы сомнения. Она видит, как принятое решение отражается в прищуренных серых глазах.
— Протяни ладонь, — требует он.
Она поспешно выполняет, не дав себе ни мгновения на размышление. Линия мужских губ становится жестче, в пыльных радужках рассеивается туман.
— Это твое, Элинор Хант, — мужчина впервые называет ее полным именем, вкладывая в дрожащие пальцы круглую черную бусину, и заставляет сжать в кулак. — Больше не теряй, — уголки его губ дергаются, но так и не складываются в улыбку.
Она потерянно смотрит на застывшие мужественные черты, начинающие расплываться перед ее затуманившимся взглядом. Шум голосов и микс сменяющихся образов врываются в разверзнувшееся сознание. Она ошалело хватает ртом воздух, до рези в глазах распахиваяресницы.