Не остаться одному
Шрифт:
– Ты спас мне жизнь тогда, – вздохнул я.
– Мы давно друг другу ничего не должны, – возразил Саня.
– Уходи, – я показал палашом на море. – Уговор.
Бок засаднило. Навалились тоска, усталость, холод подступил к сердцу. Я повернулся и пошел по песку к Сергею.
Не знаю, что меня предупредило. Лицо Сергея? Какое-то мелькание теней? Боевой инстинкт?
Падая на правое колено и одновременно поворачиваясь туловищем назад, я толчком даги вверх отбил валлонку Сани на ударе. Палаш выбросил вверх и вперед. Уколом.
Саня наделся на него со
Потом руке стало тяжело, ее невольно повело в сторону, и Саня рухнул на песок сбоку от меня. Его рука ударила меня по колену, голова чуть повернулась, и он посмотрел мимо меня задумчиво и печально. С улыбкой.
Я обернулся в сторону металлического лязга – это Сергей выхватил палаш. Но Сморч, все это время, оказывается, бежавший ко мне, вдруг остановился и опустил топор – верхняя часть полотна бессильно уткнулась в песок. Догнавший его Вадим положил на плечо Сморча ладонь.
Бэн, подойдя, долго смотрел на тело Сани. Потом рухнул на колени и, ломаясь в поясе, упал ничком на грудь убитого. Плечи мальчишки затряслись от рыданий, он стонал сквозь зубы и обеими руками гладил волосы мертвеца. Смотреть на это было противно и… страшно. Жалости во мне не было.
Я поднялся с песка. Отдал дагу Сергею, который наклонился посмотреть, что у меня с боком, – но я его отпихнул. А в следующий миг Бэн с каким-то утробным хрипом прыгнул на меня, выхватывая кинжал.
Но в последний миг – задержал удар. Может быть, потому что я не двинулся с места, не попытался защититься, не отвел взгляд. Только выпрямился и сказал в искаженное бешенством лицо:
– Бей. Только сразу насмерть.
Бэн рыдал. Беззвучно теперь, захлебываясь слезами. Его рука с кинжалом дергалась, словно он мысленно колол меня снова и снова.
– Прости, – сказал я, покачав головой. Бэн заглянул мне в глаза. Быстро оглянулся на труп Сани. Искривил губы.
И с размаху вогнал кинжал под ребра слева.
Себе в грудь.
… – Последний год он словно с ума сошел. Одного за другим убил троих наших ребят, которые отказались грабить. Однажды приказал утопить пленных – парня и девчонку, связать спина к спине и утопить.
Сморч замолчал и, свесив руки между колен, вперил взгляд в море. Лицо у него было печальным и сосредоточенным.
– Что ты будешь делать? – спросил Вадим. Сморч промолчал, и Вадим продолжал:
– Оставайся с нами… Игорь.
Вот теперь Сморч покачал головой:
– Нет… Понимаешь… он и раньше был моим лучшим другом… а за эти годы… когда только палуба и чужие берега… нет.
– Он хотел убить Олега, – заметил Сергей.
Подошедшие люди Сани уже укладывали тела Сани и Бэна на импровизированные носилки. Один из них хотел бросить мой палаш, извлеченный из трупа, к моим ногам, но, помедлив, протянул рукоятью вперед. Я взял. Лезвие уже очистили от крови.
– Знаю, видел, – кивнул Сморч. На меня он не смотрел. – Не, Вадим, я не останусь. Я поведу корабль в море.
– Продолжать дело Сани? – кривовато усмехнулся Вадим.
– Нет. – Сморч покачал головой. – Попытаться кое-что исправить. Я знаю. – Он вдруг улыбнулся. – Вообще-то меня считают туповатым, это, кстати, правда… но кое-что я понимаю.
– А те, на корабле, они захотят? – уточнил Вадим.
Сморч поднял бровь:
– Там разные ребята… А кто не захочет… – Он погладил рукоять топора.
– Значит, не останешься? – повторил Вадим.
– Нет, – Сморч встал. – Может быть, когда-нибудь мы встретимся…
– Ладно. – Вадим посмотрел в сторону, потом подал Сморчу руку. – Бывай.
– Угу, – вместо рукопожатия Сморч крепко обнял его, и Вадим ответил. Сергей, помедлив, пожал руку, спросил:
– Передать привет остальным?
– Конечно. – Сморч повернулся ко мне.
– Слушай, – сказал я, – ты, может, встретишь где-нибудь наших – Наташку Мигачеву там, Крючкову Наташку, – я с извинением покосился на Вадима – он смотрел в море, – или Арниса – он плавает со скандинавами… Вот им передавай привет.
– Хорошо, – кивнул Сморч и, круто повернувшись, пошел в прибой к кораблю. Так и не подав мне руки, не попрощавшись…
Мы долго смотрели вслед драккару. Потом тучи вдруг разорвались, и тонкий луч солнца упал на корму, где серебряной искрой что-то сверкнуло.
Но уже не понять было, кто стоял там, на корме – и салютовал нам клинком на прощанье.
Впрочем – это мог быть лишь Сморч.
– У тебя сейчас не очень получается. – Таня погладила меня по щеке, по плечу и сочувственно добавила: – Давай просто полежим.
– Давай. – Я со вздохом откинулся на вересковую подстилку. – Извини, Тань.
– Ничего, – хмуро-понимающе ответила она.
«А-ах-х-хш-ш… а-ах-х-хш-ш…» – хрипло вздыхало неподалеку море. Пронзительно свистел где-то меж камней сырой ветер, но в гроте, где мы лежали, было тихо и даже тепло. Танюшкины пальцы, блуждавшие по моей груди, запнулись о два параллельных шрама, шедших от ключицы, стали очень-очень нежными, и Танька выдохнула:
– Этот тот медведь, да?
– Да, – отозвался я задумчиво. – Мои первые раны… Я еще терял сознание, когда Олька их шила… А ты плакала…
– А вот от этой ты едва не умер… – Она осторожно притронулась к выпуклому шраму на левом боку. – А где те… которые на тропинке на Кавказе?..
– Там, – буркнул я, – на бедре, справа… на левой руке, под локтем. И еще – слева под ребрами. Самая опасная была.
Пальцы Танюшки легко коснулись шрамов – там… там… там… Я замер, переживая эти прикосновения, как наслаждение.
– А что у тебя сзади? – вдруг спросила она. – Ниже спины, я давно хотела спросить – рубцы…
Я резко сел, обхватив колени руками, и уставился взглядом в море. Свежая рана на ребрах вспыхнула болезненной огненной полосой. Танюшка, тревожно глядя на меня, поднялась на локте. Помолчала и тихо спросила: