Не остаться одному
Шрифт:
– Ой, компресс… – я скривился. – Буду ходить, как невесть кто… Больше ничего нету?
– Нет, – отрезала она. – И надо тебе поесть чего-нибудь… А насчет невесть кого – успокойся, я тебе компресс под твою повязку приспособлю. Иди, иди, я сейчас…
Танюшка тоже обратила внимание на мою явную разбитость и, оторвавшись от приготовления завтрака, присела за моей спиной и начала массировать виски и верх шеи плавными, сильными движениями. Подошла Ингрид и молча занялась компрессом – он довольно приятно пах полынью. Раде, как раз проснувшийся в этот момент, удивленно сказал:
– Смотрите,
– Заткнись, – вяло попросил я.
– Вот так, – заключила Ингрид. – Через полчасика снимешь. Должно помочь.
– Я сейчас поесть принесу, – вскочила на ноги Танюшка, – сиди, я быстро…
– Я ночью проснулась, а тебя нет. – Танюшка разложила на коленях остатки вчерашнего ужина – мясо, картошку, из НЗ – две полоски копченой рыбы, кусок ягодного лаваша. Передала мне котелок с «чаем». – Ты больше так не уходи… Хотела тебя искать, а тут ты вернулся… Слышишь, не уходи больше так.
– Не уйду, Тань, – пообещал я, если честно, не очень соображая, что обещаю. Есть мне тоже не хотелось, но я начал методично запихивать в себя завтрак. Вот сейчас мне больше хотелось завалиться и поспать часа два! Но лагерь вовсю поднимался, и я обреченно понял, что пора приступать к исполнению княжеских обязанностей.
Никто не задумывался над тем, что жизнь князя – сплошная мука? Каждую минуту приходится принимать какие-то, мелкие и большие, решения. Вот надо выступать. Болит голова. А надо как минимум назначить дозор. При этом держать в уме, кто там шел в прошлый раз… Впору графики расчерчивать. Да нечем. И не на чем…
Одно хорошо. За этими переживаниями у меня прошла голова.
Отпусти, отпусти меня, горюшко, Ты пригрей, ты пригрей меня, солнышко, Ветры буйные, будьте мне братьями, Моя память – дорогой обратною. Занесло ее время ненастное, Не пролезть, не пройти – слово на слове. Солнце село давно, небо – вороном, Ах ты память моя – туча черная. Ты, головушка, не советчик мне. Кто-то шепчет слова еле слышные. Не мешай, пустота, дай прислушаться, Дай мне память свою да ослушаться. На распутье дорог – влево, вправо ли — Кем-то камень врыт с двумя гранями. Отыскал, что мне любо-дорого. Так спасибо тебе, рука добрая… Б. РысевСергей подошел ко мне часа через три после начала движения, когда мне начало казаться, что впереди – река.
– Впереди – река, – сказал он, отбрасывая с глаз выбившиеся из-под повязки волосы. – И, между прочим, плоты в кустах…
Димка, улыбаясь, держал в руках мокрый трос.
– Хитрюги! – встретил он нас веселым возгласом. – Смотри, что придумали! Это не плоты, а паром, только канат притопили, чтобы видно не было.
– Крапивное волокно, – определил я, пропуская меж пальцев толстую грубую веревку. – Век в воде будет лежать – не сгниет… – Я выпустил веревку. – Значит, тут кто-то живет.
– И плоты собраны из лиственницы, – заметил Сергей. – Вечные… Что за река-то?
– Приток Огайо, наверное, – рассеянно сказал я.
Сергей заметил:
– Танюшка тебя образовала?
– Посмотрите по берегам, – приказал я, игнорируя выпад и обращаясь к подходившим нашим. – Далеко не расходитесь, держитесь группками… Тань, поди сюда.
– Чего? – Она подошла, держа руки на поясе.
– Это приток Огайо? – уточнил я. Танюшка кивнула, вытянула руку:
– Там Аппалачи. Уже рядом, только тут лес мешает увидеть. Перейдем их и выйдем в долину Огайо, а там и до Миссисипи недалеко… Но это уже, наверное, на будущий год?
– На будущий год, – согласился я. – Зазимуем на западных склонах… Ну что там? – это я обратился уже к Йенсу, подошедшему к нам по мелководью.
– Есть люди, – невозмутимо сказал немец. – Пасутся на том берегу, что-то собирают, человек восемь, большинство – девчонки.
– Они на том, плоты на этом… – задумчиво сказал я. – Несвезуха какая-то… Ладно, пошли знакомиться…
…«Человек восемь» оказались ровно восемью. Шесть девчонок, двое мальчишек. Вот только были они не все на том берегу – две девчонки перебрались (наверное, бродом) на отмель посреди реки и бродили там по колено в воде – с мешками за плечами, то и дело нагибаясь.
– Привет! – крикнул я по-английски, заходя в воду тоже по колено (насчет брода я угадал – мальчишки тут же рванули на отмель, разбрызгивая воду и на бегу выхватывая клинки). Девчонки не слишком испугались – переглянулись, и одна, повыше, ответила:
– Привет, а ты кто?!
– Прохожий, – ответил я, улыбаясь. – Иду с друзьями на экскурсию в Великий Каньон. Это через здешние места?
– Можно и через здешние, – согласилась девчонка. Мальчишки добежали и встали по сторонам «собирательниц». – А друзей у тебя много?
Она говорила с сильным акцентом, тянула слова, будто жвачку, мне даже понимать было трудновато. И отсюда я различал, что одежда у всех украшена частой, красивой, но незнакомой вышивкой. Как у индейцев в книжках… Наверное, и моя одежда показалась им странной, потому что, не дожидаясь моего ответа, девчонка задала новый вопрос:
– Вы из Старого Света?
– Из Старого, – согласился я. – Мне тут плыть или есть брод?
– Или плотами воспользоваться? – задал свой вопрос Сергей, появляясь рядом со мной.
– О, еще один! – засмеялась американка. – И плоты наши нашли, шустрые! Брода нет, если хотите переправиться – давайте на плотах!
– Остальные смылись, – тихо сказал Сергей.
Я улыбнулся:
– Вижу. Эти нас убалтывают, а остальные рванули к своим. Логичное поведение… Давай-ка переправляй наших.
Сергей отступил в кусты и растаял в них. Я продолжал улыбаться, как дурак на похоронах, и думал, что с американцами драться не хочется. По крайней мере – начинать с драки.