Не от мира сего-3
Шрифт:
— Да так, — уклончиво ответил тот. — Подрался немного.
— И что?
— Сами виноваты: нечего к голому приставать.
— Где это ты голый расхаживал? — спросил Добрыша, и сам себе ответил. — В святилище на водах ходил, подлец этакий.
— Так я, как бы так сказать, — начал Буслай, но воевода его перебил:
— Чурила с тобою был?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Василий. — Только я.
— Точно? — как-то не совсем по-доброму спросил Добрыша. — Ладно, разберусь.
Воевода ушел, оставив лива в полнейшем недоумении. Он ожидал, что придется долго оправдываться,
Совсем скоро он понял при чем. Нечаянно довелось услышать концовку разговора.
— Что я ему — нянька? — вопрошал Пленкович, не повышая голоса, даже с некоторой долей вальяжности.
— Я ж тебя попросил, — так же негромко сказал ему воевода.
— Ну, если бы это так было важно — приказал бы.
— Мы здесь по доброй воле, так что приказы могут быть лишь в исключительных случаях.
— И что теперь? Потеря доверия? — закипел Чурила, переходя на какой-то шипящий шепот.
— Ты напрасно это сказал, — ответил Добрыша.
Они помолчали, а невольный слушатель Буслаев постеснялся вмешаться.
— Тогда я пошел, — Пленкович говорил уже нормальным голосом.
— Ты сам выбираешь, как тебе быть, — ответил воевода.
В то же утро Чурила собрал нехитрые пожитки и покинул группу Добрыши Никитича. Это всех, кроме самого главаря, удивило. Однако с расспросами никто не полез.
Васька чувствовал себя виноватым, но Пленкович от него только отмахнулся: ничего страшного не произошло. Тогда он пошел к воеводе и повинился перед ним, как мог. Но тот лишь пожал плечами: «дело не в тебе».
— Тогда пойду к местному населению просить прощения, — сказал, не зная, что бы еще такого сделать, Буслай.
— Ну, сходи, коль так, — ответил Добрыша. — После обеда выдвигаемся.
Васька отправился к самому нарядному дому в городке, предполагая, что именно в нем и живет местный голова. Но там обитал какой-то хмырь, больше похожий на печеное яблоко с глазами, исполненными ненависти и злобы. Вместе с «печеным яблоком» вышли две свиньи, которые, вообще-то были людьми, но так похожими на поросей, что лив бы не удивился, если бы они захрюкали. Смотрели они тоже безрадостно, скорее — убийственно безрадостно. Ну да, с такими глазками, да еще на таком лице по-другому не посмотришь.
Как мог, Василий объяснил, что ему надо к главному, чтобы поговорить по душам. Троица переглянулась и поочередно закивала головами. «Печеное яблоко» сделался провожатым, а «свиньи» схватили какие-то деревянные колодки и ушли, не оборачиваясь.
Они вышли в том же направлении купальни, но по другому пути, какой-то тропке, заросшей и не особо исхоженной. Прошли уже порядочно, Буслаев даже начал недоумевать, чего это самый важный человек в городе по всяким зарослям болтается в разгар рабочего дня, как земля ушла из-под ног, и он ухнул в темноту, скользкую и мокрую, имевшую наклон куда-то вбок. Зацепиться было не за что, и Василий поехал по грязи, набирая приличную скорость. Хорошо, хоть не головой вперед, не так страшно. Однако испугаться ему времени не хватило, он вылетел в скудно освещенное подземелье, приложился всем телом обо что-то твердое, да так, что чуть дух не вылетел вон. Не успел вобрать в
Буслаев попробовал пошевелиться, но удалось это ему не вдруг, тело почему-то потеряло подвижность, зато обрело поистине несгибаемость. И не мудрено: так бывает, если человек оказывается в колодках. Самое печальное во всем этом было то, что этим человеком оказался он сам.
Его подхватили под локти и грубыми рывками выволокли из полумрака на солнечный свет. Оказывается, на склоне большого уже проросшего деревьями оврага стояла грубо сколоченная клеть, почти загон. Из-под нее протекал ручей, тот, что, вероятно, и промыл ход под землей. А прямо за зевом этой норы выросла могучая сосна, в которую со всего маха лив и приложился. Ловушка для кабанов? В случае с Буслаевым — ловушка для него.
Два свиноподобных человека, возбужденно поблескивая глазками, говорили друг другу комплименты отнюдь не на местном языке. Совсем скоро сверху, запыхавшись, спустился «печеное яблоко». Первым делом он пнул Василия, норовя это сделать побольнее.
Пока лив корчился, согнувшись, чтобы перевести дыхание, хозяин самого шикарного дома проговорил на ломаном талдомском языке:
— Попалась собака на цепь. Можешь полаять.
Но Васька не торопился с «лаем». Он пытался мимолетными взглядами оценить для себя хоть какие-то перспективы получения свободы, но таковых, к сожалению, найти не сумел.
— Ну, ничего, у тебя еще вся жизнь собачья впереди, налаешься, — ухмыльнулся «печеное яблоко», отрывисто произнес что-то «свиньям», и те пинками поочередно указали пленнику направление и скорость движения. По дну оврага до гигантского камня, перегородившего эту щель в земле, потом по деревянной лестнице наверх, затем еще довольно длительное путешествие по едва заметной тропе и, наконец, они оказались на месте: избушка, вероятно, охотничья, оборудованная отдельно врытым погребом.
Вот в этот погреб его и впихнули свинорылые братцы. С непривычки движение в колодках оказалось крайне утомительным, да еще голова гудела, как пивной котел, вероятно, от полученных ударов. Василий, оказавшись один, затосковал. Добрыша с парнями сейчас с ног сбиваются, его разыскивая. Лишь бы не решили, что и он ушел.
Но у воеводы и в мыслях такого не было. Если человек решает оставить товарищей, то он редко бросает свое имущество, каким бы бедным оно не казалось. А Васька не взял ни одежды, ни опечатанного местным головой оружия в сундуке. Пропал, как сквозь землю канул.
Выспрашивали у всех, в том числе и у местного предводителя с распухшим носом. Народ угрюмо молчал, а голова, испугавшись, что пришлые ливонцы учинят буйство по этому случаю, всячески содействовал розыску, сам лично допытывался у своих горожан, но ничего не выяснил. Кто-то сказал, что и раньше здесь случались потери людей, кои потом не находились, но все грешили на происки ведьм и прочей чертовщины, которые в лесу могли творить, что им заблагорассудится. А теперь, когда могучий пришелец надругался над их святыней, где раньше лежали все местные святые и сейчас могут омываться только избранные, кара его и настигла. Аминь.