Не под пустым небом
Шрифт:
Когда я прислушалась к себе – я сразу поняла, какое имя моё.
Я не выбирала его из множества. Оно прозвучало во мне, как моё единственное настоящее имя…
С Кудриным едем к Димитрию Дудко. К священнику, о котором ходят легенды, что именно он – духовный отец Александра Солженицына. А может, и в самом деле так.
Мы ехали без предварительного звонка. Меня это смущало. Но Витя сказал,
Оказалось, знаменитый священник живёт, как и я, неподалёку от метро «Речной вокзал». От моего дома – пять минут пешком до его дома. Живёт на первом этаже панельной пятиэтажки.
Двери приветливо распахиваются… На пороге – невысокого роста человек, похожий на доброго царя-батюшку из русской народной сказки. Ярко-голубые глаза, румянец во всю щёку, лысина в ореоле седых пушистых волос, – отчего выглядит старше своих лет. Смеющийся взгляд… Никакой важности и строгости.
Встретил радушно, провёл в свою маленькую комнатушку, увешанную иконами и лампадками. Домашняя церковь. Витя сказал, что вот, привёл человека, который хочет креститься.
Отец Димитрий расспросил меня про мою жизнь. Ему понравилось, что я учусь в Литературном институте. Сказал, что очень любит поэзию и тоже сочиняет стихи. После чего спросил строго:
– Стало быть, креститься решила?
– Да.
– Веруешь?
– Да.
– Библию читала?
– Нет.
– А что так?
– Негде взять. Даже не видела никогда.
– Что ж ты, Виктор, не позаботился? – упрекнул он Кудрина.
Витя смущённо оправдывался.
Отец Димитрий внимательно посмотрел мне в глаза и решительно сказал:
– Будем крестить!
– Только, батюшка, я хотела бы, чтобы при крещении мне дали новое имя. Это возможно?
– Отчего же нет? Конечно, возможно. И какое же имя ты себе выбрала?
– Мария.
– Прекрасно! Самое лучшее имя. А восприемники у тебя есть? Я имею в виду – крёстные. Отец и мать?
– Нет.
– Хорошо, если бы были. Чтобы кто-то сопровождал тебя на этой тернистой дороге, поддерживал.
– Обязательно найду себе крёстных!
– Ну, приходи, когда будешь готова.
У Каптеревых.
– Людмила Фёдоровна, я решила креститься.
– Прекрасно! – сказала она.
– А вы… не согласитесь быть моей крёстной матерью?
Она обняла меня и поцеловала.
– Конечно! Конечно, я буду твоей крёстной! Для меня это большое счастье. Наконец-то я смогу назвать тебя своей дочерью!
Итак, Людмила Фёдоровна согласилась быть моей крёстной!
А кто же мой крёстный? Пресман? Я его очень любила. Но что-то удерживало меня от того, чтобы сделать ему это предложение: «Будьте моим крёстным отцом». Наверное, Антонина Самойловна. У них никогда не было детей. И если я стану его крёстной дочерью – то я буду его дочерью, но не её. А ей может быть от этого больно. К тому же, она считала себя атеисткой (почему-то) и болезненно воспринимала обращение своего мужа в веру.
Зайцев?… Но он такой суровый, я его побаиваюсь. А я не хочу бояться своего крёстного.
Залетаев? Он мне кажется слишком молодым для такой роли.
Да, это всё мои любимые друзья. И не потому что я им не доверяю, просто мне кажется, что «крёстный отец» – это что-то другое. Не больше и не меньше, чем «друг», а просто что-то другое…
Пятое февраля. День рождения Каптерева.
Пресманы, Залетаев, Татьяна Шевченко, Лена Колат, Саша Филистеев – самые близкие друзья. А ещё Серёжа Крылов с гитарой, поёт своего знаменитого «Цыплёнка», который «жёлтые звёзды, как зёрна склевал».
В разгар вечера Валерий Всеволодович пристально посмотрел на меня своим острым взглядом и загадочно шепнул:
– Сегодня должен быть ещё один человек, которого ты хорошо знаешь. – И он назвал имя, которое я слышала впервые: – Физик Кирилл Кнорре.
– Да нет, я не знаю его, – сказала я.
– Знаешь! – настаивал на своём Валерий Всеволодович.
Тут в дверь позвонили, и почтенный именинник, которому сегодня исполнилось семьдесят три, быстрый и озорной, как мальчишка, побежал открывать.
– А вот и он! – услышала я его приветственный возглас.
Через минуту в комнату вошёл высокий, худой человек средних лет с молодыми, ярко-голубыми глазами на продолговатом скандинавском лице. Он дружески приветствовал собравшихся, с которыми был, во всей видимости, хорошо знаком, и Каптерев подвёл его ко мне со словами:
– А это та самая девушка, о которой я вам говорил. У неё совершенно замечательная фамилия – Романушка!… Она поэт.
– Кнорре, – представился вошедший низким глуховатым голосом и протянул руку. Рукопожатие было сухим и крепким, как у спортсмена. А в глазах бегали весёлые ироничные огоньки…
Вот так мы познакомились.
А через пять минут, сидя рядом на стареньком каптеревском диванчике, мы уже говорили, как старые добрые друзья… По просьбе Каптерева я читала свои новые стихи. А Кирилл Георгиевич в тот вечер с большим азартом рассказывал о своих летних походах в горы…
Каптерев был прав. У меня было острое ощущение, что я давно и хорошо знаю этого человека. Знаю эти смеющиеся голубые глаза, эту мягкую, сдержанную улыбку…
Я очень хорошо его знаю! Но как, откуда? Не помню… не ведаю… Смотрю на него и понимаю, что это пришёл… мой крёстный отец. Вот он и нашёлся!