Не покидай

Полонский Георгий Исидорович

Слушал ли он ее? Сочувствовал ли тяжести ее проблем? Скорее, Патрик ее голосом заслушивался, самим щебетаньем ее, а над смыслом - улыбался только…

Он приволок книгу, оказавшуюся громадной, утвердил ее на наклонном столе типа пюпитра и, как мог, обдул с нее пыль.

–  Вот спасибочки! А теперь со мной нельзя болтать… Ясно? Пока я не выужу кое-чего из этой махины… - строго наказала она ему. Ему, не проронившему с самого начала ни звука! Он только улыбнулся и отошел к другому пюпитру, чтобы исподтишка, не беспокоя, смотреть на нее оттуда. Патрик был немой, пора объявить это. Его ненаглядная шутила,

должно быть, запрещая ему болтать с ней!

Сама Альбина щебетала за двоих:

–  Так… "ПЕВЧИЕ ПТИЦЫ" мне не нужны… "ПЕЛИКАНЫ" - тоже… ПЕЛЕНКИ" - тем более! Про "ПЕДИКЮР" я все знаю сама… Смотри-ка: "ПЕНАТЫ", оказывается, - это боги домашнего очага!
– бормотала принцесса.
– Нашла!
– она захлопала в ладоши.
– О-ля-ля… и как много-то! И два портрета… Эй!
– крикнула она Патрику, видимо, не совладав со своими бурными впечатлениями в одиночку.
– Хочешь поглядеть на нашего высокого гостя?
– Немой приблизился.

–  Знакомься: Пенапью, наследный принц Пенагонии…

Патрик поднял бровь: во весь лист книга воспроизводила портрет маслом - но кого?
– пухлого ребенка в платьице, и лишь с трудом можно было предположить, что это дитя мужского пола.

–  Да нет же, не туда смотришь, - досадливо воскликнула Альбина.
– тут ему год… а вот он теперь, - она перевернула страницу.

Мы, уже знакомые с живым принцем Пенапью, вправе считать, что пенагонский художник здорово польстил ему. Портрет дарил ему гордый взгляд, военно-спортивную осанку, классически правильный нос и какой-то пышный орден на лацкане фрака.

–  Ну как?

Патрик приподнял плечи и улыбнулся смущенно: не ему судить… Действительно, откуда ему знать, нравятся ли такие юным девушкам?

–  Это ты брось!
– не поверила Альбина.
– Не понимает он! Все ты понимаешь, только завидки берут - ну так и скажи. Бес-по-до-бен!
– это любому дураку видно. Погоди-ка… - ее взгляд выхватил какие-то строчки в тексте Энциклопедии.
– "Играет на 23-х музыкальных инструментах…"

Вот это да… держите меня, я падаю!… "С триумфальным успехом исполнил партию Первого мотылька в балете "Легковерная любовь к огню" в Королевском музыкальном театре"… Нет, я должна показать родителям!
– Альбина попыталась поднять книгу, но ее отпугнула не столько тяжесть, сколько громоздкость.
– Уж лучше их притащить. Патрик, но ты понял, кто едет? А в письме его папы, короля Гидеона есть еще два словечка оч-чень интригующие! Сказать? Скажу, так и быть: "ПРИНЦ НЕ ЖЕНАТ". Как по-твоему, зачем это пишется нам? Не знаешь? А чего же тогда помрачнел? Ведь там не написано, что прямо завтра он на мне женится и увезет в Пенагонию… Так что рано ты скис… Нет, ты еще поборись за меня!
– смеялась она, заводя себя все пуще.
– Например, вызови его на какой-нибудь диспут… на конкурс красноречия! Смешно?

С тем она и убежала.

…Задумчиво возвращался Патрик к своей лестнице. Чье-то громкое "а-а-апчхи!!!" заставило его вздрогнуть. И по узкому проходу покатился персик. Кто уронил его? Кто чихал?
– так и осталось неясно…

7.

Назвать

атмосферу королевского завтрака теплой и дружественной было бы натяжкой. Семейство уселось за стол без принцессы Альбины, которую задержали ее библиотечные изыскания. К завтраку приступали король Крадус, королева Флора и сестра ее Оттилия. Два стула были пусты. С самого начала Крадус уткнулся в газету. Жевали какое-то время молча.

–  Доброе утро, пардон за опоздание, - это впорхнула Альбина. Чмокнула в щеку отца, бросила: - Привет, тетя. А с мамахен мы виделись.
– И потянулась к салату.
– А Канцлер что же?
– спросила она.
– Не завтракает сегодня?

–  У него насморк, - мрачно объяснил, не отрываясь от газеты, отец.
– Сложный какой-то: алгебраический!

–  Полно вам, - попрекнула его Оттилия.
– Аллергический насморк. От персиков. Они с детства ему вредны, а он забыл и скушал целое блюдо, представляете? Автоматически.

Лысый лакей, хорошо вышколенный и с постоянной кисло-сладкой улыбкой, поставил перед королем два яйца. Предупредил:

–  Всмятку, Ваше Величество.

–  Да?
– Крадус отшвырнул газету.
– Тогда приземляйся.

Странную эту команду (уже, впрочем, привычную для ушей присутствующих) лакей выполнил, встав на одно колено перед монархом. И склонил голову. Об его безупречную лысину Крадус разбил яичко. И там же намусорил кусочками скорлупы. Это испытание ни на миг не отменило кисло-сладкую улыбку.

–  Ох, Крадус-Крадус… - воздела глаза к потолку королева Флора.

–  Да, девочки, я шалун, - честно отрекомендовался Его Величество.
– Радоваться надо, что я у вас такой непосредственный. А вы рожи строите… Ступай, - отпустил он лакея. Тот стряхнул скорлупу на поднос и удалился неслышно.

–  Моя беда, наоборот, в том, что я мало шалю… несмело, - продолжал Крадус.
– Разве такого озорства требует моя натура?

Он вдруг оскалился по-сатанински и схватил большую фарфоровую салатницу, еще не зная, что он с ней сделает, но уже наведя на дам визгливый ужас. Их будто ветром сдуло под стол! А монарху только этого и надо было. Он взял себе порцию и мирно поставил блюдо на место.

–  Скука у нас, девочки, - печально произнес он, доставая из кармана инкрустированную коробочку, а из нее - крупного черного жука, тоже поскучневшего от несвободы и удушья.
– Да… А во мне кровь играет.

Дамы еще не решались вылезти, когда жук был заботливо помещен в чашку Оттилии и накрыт розеточкой для варенья.

Раньше других над столом показалась голова Альбины; она подлизалась к отцу осторожно:

–  Папа, я тебя лучше всех понимаю… Но в обществе принца Пенапью ты ведь не будешь так… шалить?

–  А пусть он продаст мне своего фантастического жеребца. Уговори его - я сразу помягчаю!

Несколько отвлеченный вопрос предложила королева:

–  А как он пишется этот принц: "Пинапью" или "Пенапью"?

–  Зачем тебе, сестричка?
– улыбнулась Оттилия ядовито.
– ты же в слове "еще" делаешь четыре ошибки.

–  Неправда, я сроду не писала тебе писем! Я хочу только знать, в каком смысле так назвали принца…