Не поле перейти
Шрифт:
Помощник еще минуту продолжает стоять, а кочегар уже сует резак в топку.
Захватив ключи и масленку, Виктор зажигает факел и спускается вниз. Значит, его отстранили: один из жалости, другой из недоверия. Горькая обида подступает к горлу. Но на кого обижаться?
Кочегар сгребает жар к передней стене, к самым трубам, и очищает от шлака середину. Работает очень быстро.
Топка сильно охлаждается, а в котле пар и бурлящая вода. Могут потечь трубы или связи. Он торопится, на нем намокла одежда, пот струится с лица, но ему
Шлаком уже забито все поддувало. Его тоже надо чистить. Это обязанность кочегара. Обычно помощник чистит топку, а потом кочегар скребком выгребает из поддувала. Но сейчас машинист, сбросив вниз скребок, кричит:
– Эй, выгребай поддувало, да поживей!
Окрик звучит оскорбительно, но делать нечего. Виктор молча берет скребЧж и сует в поддувало. Мимо него, видимо, возвращаясь с гулянья, шумно идут трое ребят. Ну и пусть гуляют. Ему надо выгребать горячий вонючий шлак, от которого даже на воздухе угорают.
Он может совсем отбросить скребок и грести голыми руками...
Спустя полчаса на колосниковой решетке ярко горел ровный слой угля, раздуваемый сифоном. Закончив свои дела, Виктор поднялся, взял лопату, чтобы подбросить.
– Не тронь!
– заревел машинист.
– Уходи с левого крыла, топить будет кочегар.
– Да нет, теперь хорошо, он справится, - смущенно забормотал кочегар.
– Видели, как он справлялся, с меня хватит!
– зло ответил механик, и кочегар умолк.
В депо приехали в одиннадцать часов утра.
Сейчас Виктор больше всего боялся, как бы знакомые не увидели за левым крылом кочегара. Ему было стыдно.
Стояла хорошая солнечная погода, и его это раздражало. Ему хотелось бы идти домой ночью или в дождь, чтобы никому не попадаться на глаза. Будь он хоть без сундучка и без этих блестящих пуговиц, еще ничего, а сейчас чувствовал себя как в чужой одежде, будто чужую славу присвоил. А тут еще кочегару оказалось по пути с ним, и тот шагал рядом. Оба молчали. Как назло, один за другим попадались знакомые.
"Привет, Витя!", "Здорово, механик!", "Поздравляю, Витя!" - только и слышалось со всех сторон.
Молодой слесарь, с которым Витя вместе учился, узнал его, когда уже прошел мимо, и на ходу спросил!
– Как съездил, Витька?
Не успел Виктор и рта раскрыть, а на помощь ему пришел кочегар.
– Здорово съездили, хорошо! С него причитав!сл - И кивнул на Виктора.
Но это уже было совсем невмоготу.
– Плохо съездил, завалился!
– крикнул он вдогонку слесарю.
А тот по-своему понял эти слова, обернулся и, погрозив пальцем, сказал:
– Это ты брось, не отвертишься, все равно стребуем.
Виктор шел, глядя далеко вперед, чтобы заранее увидеть врага. А врагом теперь казался каждый знакомый
Вскоре он заметил идущую навстречу уборщицу общежития. Он знал ее как надоедливую и болтливую женщину. Уж она наверняка остановит, начнет расспрашивать.
Ему надо было перейти на противоположный тротуар и свернуть в сторону. Воспользовавшись этим, Виктор сказал.
– Пожалуй, и я пойду по той стороне, там идти удобнее - тротуар лучше.
– И он направился вслед за своим спутником.
Но когда судьба издевается над человеком, жалости в ней нет. Она бьет, пока человек не упадет, потом бьет лежачего, бьет обессиленного, и чем меньше он сопротивляется, тем сильнее ее удары.
Не успел Виктор ступить на тротуар, как из-за угла показалась Маша. Эта девушка работала на материальном складе, куда он заглядывал не только по делу. Когда лишь мечтал о паровозе, именно ее хотелось ему встретить после первой же поездки. Но сейчас!.. Уж пусть бы лучше он не переходил на эту сторону, пусть бы хоть час терзала его болтливая уборщица, но только бы не встретить Машу.
Остановиться у него не хватило сил. Растерянно поздоровавшись, он неестественно быстро прошмыгнул мимо.
К вечеру у Виктора начался жар. Врач выписал лекарство, велел потеплее укрыться на ночь и дал бюллегень на три дня.
То-ю посмеются над ним в нарядной. Машинист, конечно рассказал, как он съездил, а то, что сказано в нарядной, распространяется быстрее звука. И уж ни один машинист не согласится его взять.
Наутро ему стало лучше, но вставать не хотелось.
Он лежал лицом к стене и думал. Думал только об одном: как быть дальше? С паровоза он не уйдет. Но и позориться так больше невозможно и подводить машиниста нельзя. Впрочем, ведь его и не возьмет никто. Интересно, как ездят другие2 Он обернулся и, убедившись, что в комнате никого нет, быстро оделся и вышел Температура еще не совсем спала, его немного мутило, кружилась голова.
Виктор шел в сторону депо, ни от кого не прячась, поглощенный своими мыслями. И когда увидел шедшего навстречу старого машиниста-наставника, которому сдавал экзамены, спокойно отметил про себя: этот уже все, конечно, знает, а ведь он не любит молодых помощников. Наверно, торжествует сейчас.
И как ни странно, его не испугал предстоящий разговор, хотя он понимал, что разговор будет неприятный.
Уже первые слова наставника подтвердили опасения Виктора.
– Ну что, герой, - иронически сказал наставник, когда они поравнялись, - завалился? Расскажи-ка!
Виктор молчал. Ничего больше не говорил и старик.
Виктору приходилось не раз бывать на собраниях, он знал, как достается бракоделам, и ему хотелось, чтобы наставник уж поскорей выругал его и отпустил.
Молчание становилось невмоготу, и он спросил:
– Рассказать, что произошло?
– Что произошло, я тебе расскажу!
– неожиданно резко ответил наставник.
– Ничего не произошло.
Понял? Ничего!
Теперь уж действительно Виктор ничего не мог понять. А тот продолжал: