Не повтори моей судьбы
Шрифт:
Тайка сильно зажмурилась, представив себе Ваську, сидящую на подоконнике, тянущиеся руки, её грубый голос и то, что она стала делать с ней, с Тайкой. Если бы это был кто-нибудь из мужчин, ну хоть грузчик Леха, она бы поняла. И отбиваться не стала, взрослая уже. Но тут Василиса Алексеевна, у которой муж, двое детей!
Или ей это все почудилось спьяну? Может, ничего этого и не было, а ей все это привиделось? Бывают же у людей эти…как их…галлюцинации?
Тайка завозилась. Нет, ей не почудилось. Она, как только разрешили ей вставать, в туалет пошла. Когда трусы снимала, почувствовала боль в мягких местах. Вернулась
Так что не галлюцинации у неё.
О таких женщинах, которые к женщинам пристают, она слышала, и видеть однажды довелось. Когда строился дом для работников депо, бригада каменщиков и штукатуров-маляров ходила обедать в их столовую. Понятно, что Тайка все это время надеялась, что кто-нибудь из строителей на неё обратит внимание. Она и халат новый насинила, накрахмалила, кудри из-под шапочки выпустила, на ноги, вместо тапок на резиновой подошве, туфли надела, что еще со школьного выпускного у неё хранились. А уж старалась готовить! Строители по две порции у неё брали, особенно им зразы полюбились и биточки.
Надо было узнать, который из них холостой, и Тайка подговорила Ленку Доскину. Та еще с мужем не развелась и на строителей внимания не обращала, но Тайке пообещала разузнать, кто из них еще не обзавелся супругой.
–Девки!—прибежала однажды Ленка.—Что я вам скажу, умрете на месте!
Пока она переодевалась, тарахтела без умолку о том, как познакомилась с бригадиром штукатуров Родиной, что та ей рассказала про мужиков.
–Все гады женаты,—заторопилась она.—Но главное…—Ленка замерла, закатила подвысь глаза и выдала,—у них в бригаде есть баба, которая под мужика подделывается! Одежда, как у мужика, стрижка, курит папиросы, не отличить! Живет в общежитии, так другие бабы с ней в душевую боятся вместе ходить. Мало ли что!
–Что?—выдохнули одновременно Тайка и Ольга.
–Изнасиловать может!
–???
–Пальцем!
Девки действительно умерли, но от смеха. Смеялись так, что на колени упали, за животы схватились. Кто в это время в зале был, остолбенел, ложки побросал, двинулся в сторону кухни. А там четыре здоровые бабы катаются от смеха: рожи покраснели, глаза слезятся, икают, задыхаются. Просто сумасшествие какое-то!
Насилу отсмеялись, работать начали, но нет-нет да снова заржут. А Ленка обиделась, что ей не поверили, и до конца смены с ними не разговаривала. Но напрасно они смеялись. На следующий же день Ленка им знак подала, чтобы они посмотрели на посетителей. В очереди с пустым подносом стоял молодой с виду мужик, одетый в рабочую спецовку. Мужик как мужик, ничего примечательного. Но когда девки пригляделись, ахнули! Точно, баба!
Правда, титек нет, повадки мужские, голос с хрипотцой. Но лицо бритвы не видало, и глаза девчачьи!
Почувствовав нездоровое любопытство поварих, посетитель или, правильнее сказать, посетительница ухмыльнулась, цыкнула сквозь зубы. Девки смутились, разбежались по местам, засуетились. Тайка покраснела, опустила голову, когда пришлось подавать странной женщине котлеты. Та, не торопясь, протянула руку и прежде чем взять тарелку, легко провела пальцами по тыльной стороне ладони Тайки. Девушка ощутила шероховатость кожи и сильное тепло пальцев посетительницы, задрожала как в ознобе и, не желая того,
С того дня Тайка Панова, как увидит странную женщину, просит кого-нибудь на раздачу встать, а сама прячется.
Дом сдали, строителей перебросили на другой объект, а в столовой депо еще долго обсуждали женщину-мужика, гадали, что заставило в общем-то симпатичную женщину добровольно превратиться в противоположный пол.
Кстати, в этих обсуждениях принимала участие и Василиса Алексеевна. Да еще с каким пылом! Всё плевалась, головой качала! А сама значит…
Мысли Тайки начали путаться. Она, правда, еще успела подумать о том, что Васька даже больше походит на мужика, чем та женщина-строитель, и провалилась в сон.
Очнулась она от тихого голоса, открыла глаза.
Утро. Свежий воздух проникает в палату через узкую форточку, шевелит легкую занавеску. Перед ней в белой сорочке стоит давешняя соседка по палате, что выслушала её исповедь и пообещала на картах погадать. Женщина стоит спиной к свету, поэтому Тайка лица её не видит. Зато хорошо видит в ее руках карты.
–Несчастная твоя судьба, Таисия Панова. Так карты говорят. Много в ней грязи и страданий. И детям достанется. Одна польза от тебя будет, что сбережешь нечаянный цветок, не дашь ему захиреть. От того цветка тебе радость будет. Правда, на том свете.
Сказала и исчезла, а Тайка снова в сон провалилась. Проснулась она поздно. В палате было необычно тихо, никто не стонал, не охал, не разговаривал, не шелестел газетами и не бренчал банками с едой. Тайка удивленно приподнялась, оглядела палату. Все как обычно, вот только на соседней кровати матрас рулоном свернут, и на тумбочке чисто. У других на тумбочках чего только нет: фрукты, банки с компотами, очки для чтения, мусор разный. А на этой ничего.
–А где…—начала Тайка и испуганно замолкла. Поняла.
Начался обход. Врач о чем-то спрашивал Тайку, а та непонимающе таращилась на него, кивала невпопад. Наконец не выдержала, заплакала.
Врач успокаивающе похлопал её по плечу, наказал медсестре сделать ей укол и, стараясь не смотреть на пустую кровать, торопливо вышел из палаты. Только после этого соседки зашевелились, начали переговариваться. Вошла медсестра со шприцем.
–Скажите,—остановила её Тайка,—а когда она умерла?
–Ночью, часа в два,—ответила та.
Это значит, думала Тайка, я разговаривала не с живой соседкой. Ведь привиделась она мне, когда рассвело. И говорила непонятное. Про какой-то цветок…Несчастливая судьба.
Тайка схватилась за сердце.
Она лежала тихая, раздавленная пророчеством покойницы, и ощущала свое большое неуклюжее тело, от которого исходил резкий запах пота и больничной еды.
Значит, ей нечего ждать от жизни. Так зачем врачи тратят на неё лекарства и время? Дали бы ей умереть.
Тайка повернулась на левый бок, стараясь всей тяжестью придавить больное, несчастное сердце, чтобы оно, наконец, перестало трепыхаться и страдать. В этот момент она пожалела, что не весит килограммов двести, а то и триста. Уж такую тяжесть сердце бы точно не выдержало и лопнуло, как пережатый шарик.