Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО
Шрифт:
– А сейчас ты кто?
– Связист.
– Нет, в смысле – до армии?
– Учитель истории. Я из Еката.
«Проза» жалуется на неразговорчивого старшего лейтенанта. Женя мнется, но все же решается рассказать.
– Я «пятисотых» не осуждаю.
– Он «пятисотый»?
– Нет пока. Ему начальство условие поставило: или идешь на передок к бойцам, или увольняешься.
– А он?
– Выбрал передок.
Женя в зеркальце заднего вида видит, что «Проза» обрадовался такому выбору старлея:
– Не все так просто.
«Прозе» не хочется сознаваться, что он подслушал разговор.
– Я сам еще проверку на вшивость не прошел, – соглашается он с Женей, – хрен меня знает, как я сам поведу себя под обстрелом. Так что я тоже никого не осуждаю.
– Да все у вас будет нормально. Не знаете, где деньги снять можно?
Конечно, «Проза» знает. Солдаты получают зарплату на карты русских банков, а в магазинах принимают только наличные. Вот бойцы и ищут, кому из местных можно перевести рубли, чтобы получить гривны. Местные дельцы на наших солдатиках наживаются безбожно. Но отыскать торговую точку с подобной услугой непросто: то связи нет, то деньги кончились, то меняла куда-то ушел. Вот и слоняются прибывшие с передка бойцы вокруг магазинов, машут телефонами в поисках устойчивого сигнала.
В двухстах метрах от магазина на земле лежит нечто рыжее, формой напоминающее ракету. «Проза» не выдерживает, тянется за фотоаппаратом к заднему сиденью.
– Это не ракета, – поясняет Женя. – Это стартовая ступень «панциря». Вас сфотографировать?
«Проза» остается ждать Женю у магазина. В ста метрах впереди на прицепе стоит «пион». Вокруг никого. Ни часового, ни расчета. Эти крупнокалиберные пушки на фронте – на вес золота, и вот так запросто бросить посреди улицы ценную технику? Удивительно! Но выразить возмущение или задать вопрос некому.
В этом магазине нет хлеба, «Проза» разворачивается и за поворотом аккуратно и медленно пробирается между танками, БТРами и грузовиками, забившими улицу.
Женя видит ларек, чья витрина высовывается на дорогу прямо из огорода, там очередь из солдат и местных жителей:
– Хлеб продают!
Они выходят из машины и становятся в очередь у ларька в ожидании хлеба.
Глава 5
Здесь и сейчас
Хлеб уже привезли, но еще не выложили, лишь аромат свежей выпечки разносится над пыльными акациями и армейской колонной, ожидающей переправу.
А «Проза» изучает лица людей. Две мамашки с симпатичными взрослыми дочками гуляли и завернули сюда. Женщины перестали кутаться в жару. Видать, привыкли к военным. Две старухи: одна плотная, вторая сухая, обе – в косынках, осуждающе теребят взглядами девочку лет 14, вставшую в очередь с чупа-чупсом во рту. Неряшливо одетый старик опирается на палку и красными слезящимися глазами изучает стартовую ступень «панциря», что рыжеет в траве. Все молчат. «Как быстро
В глазах женщин – настороженность. Еще недавно они были нимфами и грациями, женами и мамами, принцессами-дочками. И вот уже полгода женщины живут с пониманием: никто не защитит: ни муж, ни отец, ни брат. Нет государства. Нет эмансипации, феминизма. Все испарилось. Есть только одетые в потное хаки мужики с контуженными глазами, «только что с передка». В глазах женщин, и молодых, и старых, общее невысказанное понимание: здесь они – добыча. Как тысячи лет до сих пор. Усталые «вежливые люди» оскотиниться на войне не успели и девушек не трогают – хлеба бы купить. Но женщинам неуютно.
Над ГЭС из-за Днепра тонко взвивается звук сирены – воздушная тревога. Очередь не реагирует. Техника приходит в движение, лязгают гусеницы. Колонна рассредоточивается.
В голубом небе друг за другом лопаются белые шарики, это «панцири» сбивают HIMARSы. За вспышкой над головой следуют два разрыва: сначала перехваченного снаряда, следом – звук старта зенитной ракеты. Люди в очереди вздрагивают, кто-то пригибается, все молча считают вспышки. Все знают, что «панцири» не могут сбить все снаряды, и прилет будет! Будет прилет!
В глазах женщин – страх. Никто не защитит. Лязгают гусеницами русские мужские игрушки, в небе рвутся американские мужские игрушки. Инстинктивно мамашки с дочками шагают к «Прозе» спиной, так укрываются под деревом в непогоду.
Восемь! И? Девятый HIMARS падает в четырехстах метрах на околицу. Очередь издает стон. Женский стон. Дребезжат оконные стекла, где-то что-то вылетело. Над деревней вырастает облако бетонной пыли, которое тут же сменяется черным дымом пожара.
– Шиномонтаж, – скрипит старик.
В глазах женщин ужас. Кто-то пытается вырвать руку из материнской, кто-то настаивает, что хлебушка надо купить. Девочка, выронив чупа-чупс, убегает в сторону пожара.
«Проза» уже не может видеть этих глаз.
Из глубины души вырастает что-то древнее, звериное, первобытное. Он разглядывает столб дыма над деревней и вдруг понимает: с этим дымом только что улетучилась его мирная жизнь. Что все деньги мира – пыль. И «Проза» не просто так оказался среди этих мужиков в зеленом. Теперь он – в строю. И он готов защищать этих женщин и детей…
Своих женщин и детей…
Наших женщин и детей…
Чужих женщин и детей…
«Еще вчера тебя бесило нелепое русское государство с коррупцией и бюрократией, – думает «Проза». – Теперь ты и есть русское государство. Здесь и сейчас».
По возвращении в штаб «Проза» видит, как часовые беседуют с двумя местными. Парень и девушка. Вот так, запросто?
Люди, ау! Вы подходите к замаскированному военному объекту, по сути, демаскируете его. На что вы надеетесь? Вы ищете приключений? Вы их нашли!