Не проси отозваться в ночи
Шрифт:
– Омой ее, - Ден закашлялся и недовольно застучал по груди, силясь прогнать вставший там ком.
Простейшее жреческое заклинание опустошило его, но останавливаться нельзя. Маг сорвал с шеи свой кристалл и с силой сжал его, высвобождая накопленную энергию.
– Но тут же…
– Плевать! Она может умереть, Морилин, это не шутки! - рыкнул на нерешительную женщину Кальдер и с силой рванул ворот платья Тэмлаэ в разные стороны.
Маленькие металлические пуговички с глухим стуком скатились на пол, разбредаясь по углам обеденного зала. Кальден недовольно ругнулся, отмечая характерные очаги
Отбросив прочь сомнения и страхи, маг выпрямился и снова запел, чувствуя, как из него медленно вытекает мана, на ходу превращаясь в жизненную силу, удерживающую Тэмлаэ в мире живых.
Моро к тому времени успела отойти от шока. Хозяйка таверны принесла большой таз с теплой водой и, осторожно сняв платье жрицы, принялась обтирать ее влажной тряпкой. Кое-где верхние покровы кожи уже успели отслоиться. Раны сочились сукровицей и редкими капельками крови. Морилин бросила короткий взгляд на Кальдена, но не решилась его отвлекать.
Вскоре Тэмлаэ начал бить озноб, девушка стучала зубами, но так и не пришла в себя. Кальден укрыл ее плащом и вытер со лба едкие капельки пота.
– Я опустошен, - прошептал маг, падая на ближайшую лавку. В его темных глазах, казалось, клубилась сама тьма.
– И что же нам теперь делать? - обеспокоенно спросила Моро. Даже без образования медика она прекрасно видела, что жрице с каждой минутой становится все хуже.
– Ждать, Морилин. Ты не маг… от мальчишки, - Ден закашлялся и бросил короткий взгляд на задремавшего Раульфана, - толку ноль. Он не умеет лечить… Кактум вообще не человек. Так что только ждать…
Потянулись томительные минуты. Кальден задремал прямо на столе, вымотавшись настолько, что поход до постели казался самым настоящим кругосветным путешествием. Сон менталиста оказался беспокойным, он то и дело бормотал что-то невнятное под нос, иногда тревожно дергался и хмурился.
Моро начала волноваться, когда ее девушки задерживались. Пусть новых посетителей в таверне не принимали, а старые поголовно поспешили убраться восвояси, ужин надо подать вовремя. Иначе это никакой не ужин, а так… Но, бегая между притихшим Кактумом, забравшимся в новый горшок и аккуратно вынесшим черепки в мусор, нервно всхрапывавшим Кальденом, отрубившимся прямо на полу Раульфаном и Тэмлаэ, которая вот-вот отправится к Черному Сонтуму, ужин не приготовишь. Некогда! Одного укрой, второму плащ поправь, третьей пот вытри… и так по кругу.
Резкий стук в дверь заставил Морилин замереть прямо посреди обеденного зала. Она забыла, куда и зачем шла, последняя мысль выскочила из сознания, словно своенравный кузнечик, и догнать ее попросту невозможно. Неуверенно покачнувшись, хозяйка таверны поправила выбившуюся прядь. Стук повторился и стал более настойчивым, и Моро, недовольно ворча, подошла к двери и с усилием отодвинула засов.
В обеденный зал тут же белым призраком влетел Годран Аварро, а следом за ним просочились и помощницы. Моро бросила на них недовольный взгляд, но махнула рукой, мол, потом разберемся, и поспешила к жрецу.
– Что произошло? - сурово спросил Годран, с трудом нащупывая пульс Тэмлаэ.
– Это лучше у Кальдена спрашивать… он ее воспоминания читал. Говорит, что отравилась ядовитым туманом Сизого, - Морилин осенила себя на всякий случай священным символом десяти.
– Ясно, - недовольно буркнул жрец, с силой ударяя посохом об пол.
Камень в навершии тут же засветился, а Годран принялся петь. Это был тот же целительный гимн, который совсем недавно исполнял Кальден. Но жрец звучал куда увереннее и мелодичнее, Морилин даже замерла, заслушавшись. Хозяйке таверны показалось, что она тонет в обволакивающих, словно только снятое с огня варенье, звуках. И чем глубже погружалась в эту сладкую мелодию, тем меньше рядом оставалось проблем.
Опомнившись, Морилин поманила пальцем помощниц и поспешила на кухню. Теперь, когда Годран Аварро занялся лечением жрицы, можно больше не беспокоиться. Все будет хорошо, он не позволит Тэм умереть. А если позволит… то, значит, ничто бы не могло ее спасти.
Оказавшись в своей вотчине, успевшей порядком поостыть, Морилин ловким движением забросила пару поленьев в топку и подожгла их с помощью отложенного заклинания. Когда за девушками закрылась дверь, Моро уперла руки в бока и зло сверкнула глазами.
– И где вас духи носили?! - грозно спросила она.
– Мы… - пискнула одна из помощниц, нервно теребя кончик худенькой белой косички.
– Госпожа Морилин, - решительно выступила вперед Каолин, загораживая собой подруг. - Стучали в дверь. И в окна. Не открыли. Скоро ужин. Давайте мы сначала разберемся с работой, а потом вы нас отчитаете. Мне кажется, так будет правильнее…
Моро обреченно махнула рукой. Эта жгучая брюнетка покорила ее с самого первого взгляда, когда она пришла в приют, пытаясь залатать дыру в сердце. К сожалению, удочерить сиротку ей не дали, но позволили заботиться о детях и учить ремеслу. И то хлеб. Постепенно в жизнь Моро вошли три девочки, которые до сих пор по привычке называют ее госпожой, ведут себя подчеркнуто вежливо на людях… Но Морилин знает, это ее девочки, ее дочери, ради них стоит жить дальше.
Хвост двадцать второй. Подождем еще немного
Глава 23
Шегорн обреченно шел след в след за Эльбед, с трудом удерживаясь от нервных щелчков пальцами. Сердце то замирало в сладком томительном предвкушении встречи с любимой, то срывалось в бешеный бег ужаса и отчаяния, длинными черными щупальцами обвивававшие все сознание друида. Он не мог думать ни о ком другом, кроме Вильэд, и мысли эти были отнюдь не веселыми. Страшно: а вдруг они опоздали? Вдруг… ее уже нет, а боль, пронзившая его в стенах ордена, отголоск агонии? И вскоре и ему придется ступить на Черный Сонтум…
– Эй, ты чего? Выше нос, парень! - попыталась приободрить его Эльбед, но от этого стало только хуже. Шен недовольно вжал голову в плечи и уставился в пол.
Каменные плиты из белого мрамора одна за другой мелькали у него под ногами. Они походили на лед в горных озерах, такие же холодные, белые, только прожилки не светлые, а черными, как вездесущая плесень, погубившая не один десяток экспериментов. Линии пестрили у него перед глазами, сливались в странные картины, ассоциировавшиеся с одним - со смертью.