Не провоцируй босса, опасно!
Шрифт:
Ушёл на работу, на душе такая тоска, что выть хочется. Ей плохо, а мне в разы хуже. Но я терпел, вплоть до пяти вечера, и только собрался домой, смартфон завибрировал. На дисплее высветилось — Клавдия Сергеевна. Интересно, что случилось? Мы же с ней неделю назад разговаривали, всё нормально было.
— Да, — беру трубку — всхлипы. У меня сердце словно сжало в тиски! Чувствую, что с мальцом беда! — Клавдия Сергеевна, что с Ромой! — кричу в трубку, попутно хватаю ключи со стола и срываюсь с места.
— Кирюша, беда… — и опять слёзы. Не помню, как добежал до машины.
— Да что с Ромой?!
—
— Что значит сбежал? — заводя мотор, требую внятного ответа у убитой горем женщины. Она всё плачет, понимаю, что так ответа не дождусь, направляюсь к ним. — Клавдия Сергеевна, выпейте успокоительного, как приеду, всё расскажете.
Тут же набираю Соне, она ответила сразу, напряжённо:
— Да...
— Солнечная…— Вздох облегчения на другом конце, переживала. — Я немного задержусь.
— Спасибо, что предупредил.
— Переживала? — невольно улыбнулся.
— Скорее, корила себя…
— Я тоже.
— Значит, мир? — с надеждой в голосе, робко спрашивает.
— Сейчас кое-какие дела решу и приеду мириться. А ты пока перебирайся в нашу комнату…
— Уже.
Её тихое «уже» заставляет моё сердце биться с бешеной скоростью. Хочется развернуть автомобиль и рвануть к любимой. Мчаться к ней на немыслимой скорости, неумолимо сокращая минуты нашего расставания. Но…
— До встречи.
Говорю всего два слова и отключаюсь. Давлю на газ — чем быстрее приеду на место, тем быстрее вернусь. Начинался дождь, и, как назло, с каждой минутой усиливался, пришлось сбавить скорость. В итоге прибыл на место немного позже, чем рассчитывал. Вышел из машины и быстрым шагом направился к подъезду. Дверь у Клавдии Сергеевны приоткрыта, без стука врываюсь туда и вижу: она сидит вся бледная. Чёрт! У неё, кажется, приступ. Подбегаю к ней, попутно вызывая скорую — каждая минута на вес золота. Женщина приоткрывает глаза и, схватив меня за руку, чуть слышно:
— Найди Рому, сирота он теперь, — и на пределе слышимости: — сирота...
Я не успел расспросить, что произошло, как приехала скорая, и с подозрением на инсульт Клавдию Сергеевну госпитализировали. Пока ее вывозили, встретил женщину в годах, которая провожала ее взглядом :
— Что же это делается… — она, сокрушаясь, качала головой.
— А что случилось? — спрашиваю и осматриваю глазами двор в надежде найти Рому.
— Клавдию в больницу увезли. А совсем недавно беременная соседка убилась. Полиция приехала, её хахаля забрала, а вот про мальца все забыли. Почему её мужика забрали?
— Так, поговаривают, он её и убил. Хотя кто знает, вправду ли он... Они уже третий день гужуются.
— А куда малец делся? — женщина поднимает взгляд на меня и сдавленно охает. — Не может быть… — поражённо смотрит на меня.
Ну начинается!
— Так, не спешите с выводами, не я его биологический отец.
— Что-то в этом сомневаюсь…
— Сомневайтесь сколько угодно, — махнул я рукой. — Мне сейчас важнее выяснить, где мог спрятаться малец.
— Зачем вам это, если он не ваш? — насторожено смотрит на меня.
— Ребёнок в таком состоянии, да
— Так это вы тот спонсор! — стукнула она себя легонько ладонью по лбу. — Теперь признаю, была не права, Клава рассказывала о вашем своеобразном знакомстве. Извините, молодой человек, из-за этих событий совсем всё из головы вылетело. А спрятаться он может где угодно. Но, думаю, что не мешало бы в подвал спуститься, он может там со своим котёнком быть. Недавно нашёл маленького, домой-то ему нельзя его было принести — у Клавы аллергия. Вот он его в подвал пристроил на время, хотел найти ему хозяина.
***
Рома
Сбежал из дома, чтобы вновь не побили, сижу, жду, когда уснут, чтобы вернуться. Мама с отчимом опять пьют и ругаются. Бабу Клаву беспокоить не хочу, она потом плохо себя чувствует и таблетки пьёт. Я так устал, хочу плакать, но не могу, отчим говорит, что только девочки плачут и стучат. Поэтому я никогда больше не плачу и всё скрываю от всех. Хотя и не поэтому, мамин хахаль пригрозил, что если рассажу о побоях, меня заберут злые люди. И отвезут в одно страшное место — тюрьма (детский приют). Он говорит, это место для стукачей и деток, что без родителей остались. Спросил, а почему они без родителей остались? А он отвечает: потому что они плохо себя вели, и боженька забирает к себе их родителей — это наказание за непослушание. Он даже видео показывал, я очень тогда испугался, пусть меня лучше убьют, а в детский приют не пойду. А недавно Андрюха сказал, что если мои и дальше будут пить, меня могут забрать у них и в приют отправить. А я ему говорю, мол, туда только стукачей забирают. А он мне: с соседнего двора Ваську два года назад туда увезли, а он стукачом не был. Мамка у него в аварию попала, и никто из родных его к себе забрать не захотел. Тогда я спросил, а он маму слушал? Хотел понять, за что боженька так на него рассердился. Андрюха говорит: вроде да. Приехали взрослые дяди с тётями и забрали, больше никто не видел Васю. Я его не знал — малой ещё был, но рассказ друга меня ещё сильнее напугал. За что этого Ваську-то в тюрьму? Он же маму слушал и не стучал. Эх, нам, детям, не понять злых взрослых. Когда выросту, никогда таким не буду. Сижу, молю боженьку, что на небе, чтобы с мамой ничего не случилось, не хочу туда. Лучше буду на улице жить, голодать, но только не туда.
Вдруг слышу, мои опять ругаются, и так громко! Мне вновь стало стыдно, ведь никто так не кричит по вечерам. Затем резко всё стихло. Успокоились. Решил подождать ещё немного, может и правда угомонились. Вдруг слышу женский крик: убили! И тут же какой-то мужчина закричал: «Наташа, вызывай полицию!» Узнал голос соседа снизу, а тётя Наташа — его жена. Побежал домой, сердце стучит, кажется, сейчас вырвется наружу, и так… больно. Заскакиваю в квартиру, прямиком в кухню, и тут же замираю в коридоре: мама лежит вся в крови… Не могу пошевелиться, дышать трудно, и перед глазами всё потемнело. В ушах стоит голос отчима: тюрьма… тюрьма! Хочу к маме подбежать, может, это кетчуп, и она просто пьяная? Сейчас подойду, потрясу за плечо, и она очнётся. А может, я сплю? Сейчас проснусь — и всё как всегда. Тут слышу, как тётя Наташа тихо плачет, а отчим мычит, видимо, дядя Паша его удерживает.
— Какая же тварь! — глухой удар, и стон отчима. — Что б ты в тюряге сгнил, подонок! — Опять удар и стон.
— Как Ромке-то сказать, что его мамка мертва? — всхлипывая, причитает тётя Наташа.
Опять гул в голове, и одно слово повторяется вновь и вновь: « Мертва… мертва!» Глаза защипало, прикрыл их, нельзя плакать. Нельзя! Стою и не могу двинуться с места, ноги не слушаются, хочется кричать, но не могу — в горле словно что-то застряло. Но про себя кричу: «Не верю! Это неправда! Моя мамка жива! Слышите, жива!»