(Не)реальный
Шрифт:
— Эй, дай хоть душ принять, — фыркнула Аленка. Она искренне сомневалась, что с гнездом на голове является воплощением эротической фантазии.
— Я обещал, что мы сейчас продолжим, — улыбнулся Макс Аленке в губы, — а я всегда держу свое слово.
— О, я уже поняла, — тихонько выдохнула Аленка, вспоминая про обещанное когда «отдеру так, что задолбаешься кончать».
Узел на поясе халата капитулировал перед пальцами Макса, и, уступая его же ладоням, скользнувшим по плечам Аленки, сам халат тут же оказался на полу.
— Ну, тогда пойдем уже продолжать! — опустив теплую ладонь на лобок Аленки, тоном заправского змея-искусителя произнес Макс.
Ох, зря Аленка не швырнула в соседа его «подарочком»,
Аленка кляп вслед соседу не швырнула. Она эту хрень даже из рук почему-то не выпустила, а Макс, обнаружив в сжатых Аленкиных пальцах кожаный шарик, будто чего-то принял.
— Поиграем? — в его лукавых глазах цвета корицы Аленка узрела такой вызов, что сразу поняла — если согласится — будет ведомой лохушкой. Еще какой ведомой лохушкой. Макс хотел над Аленкой поизмываться, отомстить за все её дразнящие, заводящие реплики, за которые сам Макс Аленку сравнивал не с кем-нибудь, а с Эрато, что Аленке безумно льстило. И соглашаться было очень опасно, но…
— А давай, — улыбнулась Аленка и по зловещей улыбке Макса поняла две вещи. Первая заключалась в том, что она была на диво предсказуемой и никакого другого ответа Макс от неё не ждал. Вторая же — Аленка, судя по всему, недооценивала степень того, что ей предстоит вынести.
Но блин. Скучный секс… Да нахрен бы его вместе с невыспавшимся соседом. Уж чего-чего, а этого добра Аленка в своей жизни наелась. А вот Макс, который упоминал, что в постели вполне найдет применение для вибратора, Макс с его несносными пальцами, Макс, от которого кружилась голова… Да нахрен бы унылый секс в миссионерской позе, Аленка жаждала приключений… Интимных приключений, да. Ну, не оргии, конечно, вот на это бы Аленки точно не хватило, и даже на групповичок — нет, не пошла бы. Но… что сейчас Макс мог сделать ужасного? Да нихрена. Аленка интуитивно ощущала, что жесткача, реального жесткача Макс не приемлет и сам. Ну, короче говоря, раз задница неприятностей не ощущала, значит — можно было рискнуть. Своей заднице… тьфу, то есть интуиции, Аленка вполне доверяла.
Как Макс утанцевал Аленку в сторону кровати — хрен же его поймет. Это была высшая магия и чародейство, от двери до кровати было не меньше семи шагов — заткнуть рот Аленки своими губами и поднять в ней такую сильную волну желания, что она даже и не заметила, что её ведут к кровати. Уже постфактум, когда её собственно на эту кровать завалили. Только пискнуть и успела. Хотя… Протеста в том писке не было ни грамма, лишь удивление.
О боже, какие у Макса были красивые плечи. Вот дал бы волю губам — облизала бы всего, каждый миллиметр этих бицепсов, лишь бы распробовать его на вкус, да вот нет уж, Яковлева, страдай. И обходись руками. Косись взглядом на незамеченного вчера охренительно графичного, черного, вьющегося вдоль по всему левому предплечью аж от запястья восточного дракона. Татуировка была очень качественной, завораживающей, хищной. Даже грозной. На неё хотелось любоваться. Да, Максу она подходила… У него были ужасно хищные повадки. Ей-богу, такого мужика и самцом было назвать не грех, до того он был неумолим и инстинктивен.
В первую пару минут казалось, что Макс и думать забыл о своем «Поиграем?». И положение тел вообще намекало на миссионерскую позицию, и не то чтобы Аленка была против — Максу она бы дала в любом положении тела. Только ему — ему было не жалко дать таким банальным образом. Ну, зря, что ли, сохла по нему столько времени — глупо, бессмысленно и заочно? Вот теперь они встретились «очно», и у неё не было времени оттягивать. Один из четырнадцати дней уже закончился, еще тринадцать пройдут гораздо быстрее, чем ей бы хотелось. Только глазом моргни — и не останется уже ни дня, ни часа, и все, что останется — лелеять в груди воспоминания. И надежду, что для Макса этот их бурный роман значит чуточку больше, чем просто секс, от которого грех отказаться.
Аленка сомневалась, что влюбится еще раз — так же глубоко, так же неумолимо, как будто в семнадцать лет. В конце концов, когда до тридцати лет вдруг остается всего год-два — так охренительно удивительно, что ты все еще веришь в любовь с первого взгляда, любовь по интернету, любовь на расстоянии и прочие краснокнижные виды любви, что практически не встречались вне мелодрам и женских романов. И нет, ты пыжишься, пытаешься прикинуться ванилькой, смотришь каждый мультик Уолта Диснея, лопаешь мороженое и крутишь на башке хвосты как у школьницы, но сама себе ты уже не веришь. И когда вдруг на тебя наваливается это, такое все из себя наивное, глубокое, всепоглощающее, когда ты взрослая, циничная тетя, как шестнадцатилетняя дурачишься, шлешь идиотские стикеры незнакомому тебе мужику, просто потому что он дает тебе в голову как пузырьки от шампанского… Тебе ничего не остается. Лишь подыграть. Уступить. Ты взрослая девочка, ты знаешь цену эмоций, ты знаешь, как нескоро тебе удастся снова вот так оглушительно влюбиться. До сорока — без шансов. После — и вообще забудь. Так не бывает. У людей есть недостатки. И это в семнадцать можно их не замечать, после того как нахлебаешься — начинаешь дуть на воду. Именно поэтому Аленка и забила на мнение всего своего круга знакомых. У них просто такого не было. Чтоб вот как сейчас, жадно прижиматься к горячему мужскому телу, лихорадочно скользя ладонями по его спине, постанывая от нарастающего в груди возбуждения. Чтобы разочарованно захныкать лишь от того, что губы, терзающие рот, взяли и бросили Аленку без своего восхитительного вкуса, без такого жадного, пьянящего языка.
— Пожалуй, пора начинать, — тоном, от которого по коже побежали волнительные мурашки, произнес Макс.
6. Мальчик, который всегда ведет
Макс перевернул Аленку на живот. Вот прямо взял за плечи и перевернул. Провел пальцами вдоль по голой спине, выписывая на ней змейку. Аленка тихонько втянула носом воздух — потому что сейчас казалось, что пальцы Макса оставляют на её коже раскаленный след. Хотелось замереть и прислушаться только к этим ощущениям.
— Солнечная моя, — выдохнул хрипло Макс с оттяжкой гласных звуков, — какая ж ты охренительная, трахал бы и трахал, пока не словлю инфаркт.
— Ну так не тормози, — хихикнула Аленка, нетерпеливо качнув бедрами, — грешно заставлять Эрато ждать. А то она тебе сладкие песни петь перестанет.
Вообще-то сладкие песни сейчас пел Аленке Макс. И говорил он так убедительно, что ему ужасно хотелось верить, забыть про те недостатки, которые Аленка совершенно точно у себя наблюдала. Правда, стоп, на этом стоило остановиться. Как бы, утвердившись в самооценке, не раскатать губу и не затребовать какие-то на Макса права, не сознаться ему в дурацком влюбленном неостановимом влечении, не захотеть взаимности… Нет уж. Этого было допускать нельзя.
— Я тебе перестану, — угрожающе шепнул Макс, на краткий миг накрывая Аленку своим телом и прижимаясь губами к её шее, под левым ухом. Прикусывая кожу на ней так, будто реально был голодным хищником. Вырывая из губ Аленки тихий вскрик. Прикусил — поставил оттиск своих зубов как клеймо на её коже и отстранился. Звякнул пряжкой ремня на джинсах.
— Руки за спину, котенок, — его ласковый тон и нежные слова были явно приманкой в ловушке. И это работало — ему хотелось угодить. В его ловушку хотелось попасться. Аленка примерно представляла, чего ей ждать, и поэтому свела запястья сзади.