Не считая собаки
Шрифт:
«Не теряя бдительности ни на секунду», – ответил я мысленно, следуя за Финчем по тротуару вдоль церкви Святой Марии и держась почти вплотную к стене.
– Заведенный порядок не для нее, – продолжал Финч. – Бланки она не заполняет, инстанции игнорирует; просто налетает, как саранча, и хватает, что под руку подвернется – скрепки, ручки, наладонники…
«И историков», – добавил я мысленно.
– Я уже не знаю, какую канцелярию заказывать, тем более что и заказывать-то некогда. Все силы уходят на то, чтобы не подпускать ее к мистеру Дануорти. Насядет, вопьется и давай душу вытягивать расспросами.
– …кроется в мелочах, – кивнул я.
– Она и меня сманивала, – закончил Финч. – Хотела командировать во времена блица искать епископский конек.
– Пенек, – поправил я.
– Я так и сказал. – Финч посмотрел на меня пристально. – У вас определенно затруднения со слухом. Медсестра предупреждала. И дезориентация. Нет, толку от вас не будет, – покачал он головой.
– Зачем я понадобился мистеру Дануорти?
– Случилось ЧП.
Под ЧП в ВПС понимали, среди прочего, взрыв фугасной бомбы, когда рушились до основания дома, хороня под собой людей, и полыхало зарево на полнеба. Но вряд ли Финч имеет в виду такое ЧП. Или меня по-прежнему слух подводит?
– ЧП?
– Скорее «катастрофа». Отличилась тут одна сотрудница. Девятнадцатый век. Сцапала блошку.
Да, точно проблемы со слухом, хотя блошки в викторианскую эпоху еще водились. Но зачем цапать блошку? Она сама кого хочешь цапнет – если не хуже.
– Как вы сказали? – осторожно переспросил я.
– «Пришли», говорю.
Действительно, пришли. Вот и баллиольские ворота, только не боковые, а главные, с привратницкой, а за ними передний двор.
Я уже собирался подняться к мистеру Дануорти, но, видимо, дала себя знать дезориентация, потому что Финч снова ухватил меня за руку и повел через двор к Бирдовскому корпусу.
– Мистеру Дануорти пришлось оборудовать кабинет в профессорской столовой. Закрытые двери для нашей леди не преграда, и стучаться она не умеет, поэтому мистер Дануорти вынужден исхитряться с ближним и дальним кабинетами, хотя я лично считаю, что ров был бы надежнее.
Он открыл дверь в бывшую кладовую, которая теперь напоминала приемную врача – ряд мягких стульев у стены и стопка журналов на тумбе. Вторую дверь наполовину перегораживал стол Финча, – чтобы секретарь мог в любую минуту закрыть собой амбразуру.
– Я посмотрю, свободен ли он. – Финч принялся огибать стол.
– Ни в коем случае! – прогремел из-за двери голос мистера Дануорти. – Это исключено!
О Боже, она там! Я вжался в стену, лихорадочно оглядываясь в поисках укрытия.
Финч поймал меня за рукав, шипя: «Это не она!», но я уже и сам сообразил.
– Почему же нельзя?.. – ответил женский голос, точно не леди Шрапнелл, потому что я бы назвал его скорее мягким, чем громоподобным, и потому что не расслышал окончание фразы.
– Кто это? – прошептал я, слегка успокаиваясь в цепких пальцах Финча.
– «Катастрофа», – ответил он.
– Как вам вообще пришло в голову что-то выносить через сеть? – бушевал Дануорти. – Вы
Финч поежился.
– Доложить о вас мистеру Дануорти? – нерешительно спросил он.
– Нет, не надо. – Я опустился в кресло с цветочной обивкой. – Подожду здесь.
– Зачем, скажите на милость, понадобилось брать ее с собой? – кипятился Дануорти.
Финч протянул мне старый журнал.
– Спасибо, я не хочу читать. Посижу и послушаю с вами за компанию.
– Это чтобы подложить на кресло. Сажа, знаете ли, плохо выводится с обивки.
Я привстал, потом уселся обратно на расстеленный Финчем журнал.
– Неужели нельзя было подождать с опрометчивыми поступками до освящения? – продолжал мистер Дануорти.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Приятно слушать, когда распекают не тебя и распекает не леди Шрапнелл, хотя и непонятно, что такого натворила «катастрофа». Тем более когда мистер Дануорти воскликнул:
– Это не оправдание! Следовало просто вытащить конку из воды и оставить на берегу. В сеть-то зачем с собой тащить?
Угон конки представлялся еще менее вероятным, чем цапанье блошки, при том что ни та ни другая в спасении из воды не очень-то нуждаются. Особенно блошка. А конка? В девятнадцатом веке она, положим, была, но запряженный лошадьми вагон уж точно нельзя принести с собой в сеть, даже если он туда и поместится.
В книгах и визиках подслушиваемые всегда честно разъясняют, о чем идет речь, чтобы подслушивающий не терялся в догадках. «Разумеется, как вы уже поняли, я имею в виду конку, на которой ехал переодетый Шерлок Холмс, из-за сильного тумана сошедшую с рельсов и рухнувшую с моста, а угонять ее понадобилось вот почему…» Далее идет подробное разъяснение причин кражи на радость скрючившегося у замочной скважины. Иногда на форзаце приводится план здания или карта – для пущего удобства.
В реальной жизни о подслушивающем никто не заботится. Вместо разъяснений «катастрофа» только запутала меня еще больше фразой: «Потому что бейн вернулся, чтобы удостовериться…»
– Бессердечный изверг! – провозгласила она, имея в виду то ли вернувшегося бейна, то ли мистера Дануорти. – А она потом прокралась бы в дом, и он бы повторил все снова. Он не должен был меня видеть, иначе понял бы, что я не тамошняя, а спрятаться, кроме как в сеть, было негде. В беседке он меня заметил бы. Я не думала…
– Вот именно, мисс Киндл, – подхватил Дануорти. – Вы не утруждали себя раздумьями.
– Что вы теперь будете делать? – спросила «катастрофа». – Отошлете ее назад? Концы в воду, да?
– Я ничего не собираюсь делать, пока не просчитаю все вероятности.
– Это жестоко!
– Таксистов я люблю не меньше вашего. Но слишком велика цена ошибки. Мне нужно просчитать все последствия, прежде чем действовать. Хотя для вас такой подход внове, я понимаю.
Таксистов? За что их любить? Мне они всегда казались слишком болтливыми, особенно те, что во времена блица считали, будто лозунг «Болтун – находка для шпиона» не про них. Сколько я от них наслушался про погребенных заживо под развалинами или разорванных на части – «а головой пробило витрину в магазине через улицу. Галантерейном. Ехал пассажиром, вот как вы сейчас».