Не склонив головы
Шрифт:
Между тем, Шницлер расстегнул ворот кителя, вытер платком толстую шею.
— Вам создадут отличные условия работы, профессор, понимаете, отличные! — громко говорил он, почти уверенный, что дело идет на лад.
— Какие условия? Я и так работаю в цехе, — очень спокойно и, казалось, бесстрастно, спросил Аркадий Родионович.
— Профессор, давайте говорить на чистоту, дипломатия — не моя стихия. С ней хорошо управляется доктор Риббентроп, а я — солдат. И я заявляю прямо, да, да, прямо — вы можете принести пользы больше, чем простой
Органов с холодным любопытством рассматривал нациста.
— Настоящий ученый только у нас может получить возможность работать в отличных условиях! — продолжал тот.
— Только у вас? — не сдержался Органов. — Откуда вы знаете в каких условиях работали до войны мы — русские ученые?
— Профессор, это нам известно!
— И это известно?
— От разведывательной службы ничего нельзя скрыть, абсолютно ничего! — Шницлер самодовольно улыбнулся. — Могу сказать, что в нашей картотеке имена всех крупнейших ученых мира. И не только имена…
Гестаповец оборвал себя на полуслове, бросил пугливый взгляд на дверь — он только теперь сообразил, что сказал лишнее.
Аркадий Родионович задумался над последними словами майора. Он не сомневался, что гестапо неплохо осведомлено. Однако профессор был уверен — в картотеке фашистской разведки нет данных о его последних исследовательских работах. При воспоминании об этом Органов не смог сдержать волнения. И это заметил Шницлер. Но рассудил он по-своему:
— Вы согласны работать по своей специальности?
— Нет!
В лабораторию Шницлер пришел с утра.
— Герр профессор, — обратился он к доктору Майеру, — вы знаете, кто интересовался приборами в лаборатории?
— Извините, — сдержанно отозвался ученый, но это должны знать вы!
Доктор Майер был явно недоволен, что его отрывают от дел. Однако Шницлер сделал вид, что не заметил отношения руководителя лаборатории к его визиту.
— Вашими приборами интересовался русский профессор… Органов! — громко проговорил он, рассчитывая удивить доктора и надеясь что-либо узнать о русском ученом.
— Профессор Органов? — Майер поднял голову. Не ослышался ли он? Но гестаповец подтвердил:
— Да, Органов, — и тут же спросил: — Вам известно о нем что-нибудь?
— Еще бы… — доктор встал из-за стола. — Но позвольте, где он сейчас?
В ответ Шницлер промямлил что-то неопределенное. Ему не хотелось говорить правду. Однако доктор повторил свой вопрос настойчивее.
— Где профессор?
— Лежит в лазарете. Заболел… — вывернулся гестаповец.
— Что с ним? Я немедленно еду к нему! — Майер взялся за пальто.
— Нет, нет, нельзя, — поспешил возразить Шницлер. — Русский профессор находится в специальном лазарете. Скоро он будет совершенно здоров.
— Вы полагаете?
— Уверен, — Шницлер взглянул на своего собеседника и сделал попытку еще раз вернуться к своему
— Герр профессор, все-таки что вам известно об этом русском ученом?
— О, это большой ученый. Я читал статьи господина Органова в журналах еще задолго до войны. — Доктор подошел к шкафу с книгами и начал что-то искать.
Сообщение Шницлера взволновало ученого. Правда, Майер не был лично знаком с русским профессором, никогда не видел его, но хорошо знал Органова по его научным трудам. Этого было вполне достаточно, чтобы проникнуться глубоким уважением к русскому ученому. Еще бы, его работы б области генерирования сверхвысоких частот, столь важных для радиолокационной техники, привлекали внимание крупнейших ученых мира.
Доктор Майер считал, что русский профессор намного опередил своих современников. Он не просто разрешил важнейшие теоретические проблемы, но и показал путь, по которому следует идти в этой новой отрасли техники. До войны Майер с огромным интересом следил за каждым сообщением в печати о работе профессора Органова. Немецкий ученый искренне радовался его успехам и немножко завидовал им.
— Надеюсь, профессора не пошлют работать в цех? — повернулся доктор к Шницлеру.
— Не знаю. О нем доложено высшим инстанциям.
— Если бы профессор согласился пойти ко мне в лабораторию… Впрочем, я сам займусь этим вопросом. — Ученый, посмотрев прямо в лицо гестаповца, добавил:
— Ведь вы не можете решить этот вопрос сами?
— Нет! — с раздражением ответил гестаповец. Он понял, что сегодня от доктора едва ли что может узнать об Органове и, кроме того, почувствовал себя задетым его последними словами. Шницлер увидел, что и на этот раз разговор с ученым не получился.
— Хайль Гитлер! — отступив к двери, привычно воскликнул майор.
— Хайль… — машинально отозвался доктор.
Вернувшись с работы, доктор Майер не притронулся к ужину. Он долго ходил по кабинету. Только после того, как фрау Эльза доложила, что приехал профессор Швабахар, доктор попросил у нее кофе.
Майер и Швабахар когда-то вместе учились в Берлинском университете. Правда, учились они на разных факультетах, причем Швабахар уже заканчивал университет, в то время как Майер только перешел на второй курс, но это не мешало их дружбе.
Входя в кабинет доктора, Швабахар заметил озабоченность на его лице.
— Что-нибудь случилось, неприятности? — спросил он, принимая от Майера кофе.
— О, если бы вы знали… — Майер сел ближе к Швабахару: — Сегодня мне сообщили, что на заводе среди русских рабочих находится профессор Органов.
— Органов?
— Да, да, Органов. — Майер встал, сделал шаг от стола. — Вы знаете Органова? Впрочем, вполне возможно, вы о нем не слышали, ведь он не биолог, как вы… — Майер направился к огромному книжному шкафу, достал несколько книг, целую пачку журналов и выложил на стол.