Не стреляйте в рекламиста
Шрифт:
– Хорош, – спокойно сказал Флеров.
Чеботарь с сожалением оторвался от Ефима.
– Собираемся, пошли домой, – скомандовал Флеров.
Ефим понял: принят.
Мама, конечно, попричитала по поводу компании, рваной рубашки и фингала. Папа поинтересовался, не пришлось ли Ефиму убегать. Услышав, что нет, он успокоенно вернулся к газете. День рождения не отметили как наказание за самоволие. Но настроение у мужской половины семьи было хорошим.
Дальше было еще лучше. Ефим быстро стал непоследним в кружке. А это было непросто.
Там были и умелые мастера (тринадцатилетний Шмагин под руководством Володи изваял метровую точную копию французского истребителя «мираж». Даже деревянный, он вызывал восхищение стремительностью форм).
Там были и дерзкие нарушители спокойствия. Тот же Чеботарь притащил со стрельбища замечательную игрушку – настоящую мину от 82-миллиметрового миномета. Зеленую и грязную. Предохранитель с вертушечками-крылышками висел на честном слове, скрывая под собой жало ударника.
Флерова не было. Чеботарь наслаждался эффектом, держа двумя руками мину за хвост и раскачивая ее. Ефим закрыл глаза, ошибочно полагая, что с закрытыми глазами не так страшно. Напрасно. Страх не прошел, зато самое интересное оказалось пропущенным.
А именно: в комнату вошел Володя. Увидел мину и, медленно-медленно приближаясь, нежно приговаривал:
– Сереженька, не волнуйся, дай мне ее, пожалуйста, тихонечко…
Серега как завороженный передал мину Володе. Тот одной рукой крепко взял ее за хвост, а второй – отвесил изрядную затрещину Чеботарю.
У Володи везде имелись друзья: через двадцать минут приехали военные и увезли мину. История была замята.
Но юный Береславский не затерялся даже в таком нестандартном обществе. Его свежие идеи нередко принимались к действию. Это он первым в их городе применил в личных целях массированую ракетную стрельбу.
Дело в том, что ребятам не дали полетать. Кордовые авиамодели [5] полагалось запускать на кордодроме: специально приспособленном асфальтовом пятачке, огражденном по окружности высоченной проволочной сеткой. Но не возбранялось и на втором, не основном, футбольном поле местного стадиона. Такие полеты и были назначены. В том числе – первый запуск первого Ефимова самолета.
5
Модели самолетов, управляемые в полете двумя длинными проволоками-кордами.
И на тебе! Секция футболистов самовольно захватила поле! Нечего и думать было отбивать его силой. Там такие здоровые лбы!
Однако Береславский и не думал силой. Под его идейным руководством к длинным (в метр!) палочкам-стрингерам из специальных, так называемых досаафовских, авиапосылок умелые детские руки прикрепили двадцатиньютоновые пороховые «движки»-патроны от моделей ракет. Затем в ста метрах от занятого противником футбольного поля была установлена коробка из-под холодильника с прорезанным боком. В нее под разными углами наклона зарядили палочки с привязанными патронами. Осталось лишь снабдить их стопинами – аналогами бикфордового шнура, выполненными из хлопковых шнурков, пропитанных горючей смесью, – и поджечь.
Самодельный «град» не подвел. В наступающих сумерках огневой налет (абсолютно безобидный по сути – до футбольного поля долетали только обгорелые «спички») был весьма эффектен. Огненные хвосты потрясли крепких, но морально не подготовленных футболистов. Они просто разбежались. Авиамоделисты были отомщены.
Одна из громких Ефимовых акций – запуск летающего батона. Купленный в булочной, он стал причиной потери Шмагиным зуба – такой оказался черствый. Возмущенный Шмагин, человек традиционного менталитета, предложил написать жалобу. Но прошло предложение Береславского. Золотые руки Шмагина (у Ефима здесь был прокол: он мало чему научился в рукоделье, разве что приобрел пожизненную любовь к хорошим инструментам) плюс надежный моторчик МК-12В позволили выставить летающий батон на городские соревнования, где тот был отмечен призом за оригинальность. А присутствующий на празднике секретарь горкома партии, узнав о предыстории феномена, говорят, прилюдно обругал директора торгового треста. Так что шмагинский зуб также не остался неотмщенным.
Максим Флеров в подобных акциях, как правило, не участвовал, но одобрял. Вообще они с Ефимом чувствовали взаимную симпатию друг к другу. Хотя что-то мешало Береславскому искать с ним дружбы.
Была, например, такая ситуация. В кружок ввалилась драка. Один – приятель кружковского деятеля. Собственно, поэтому он и искал спасения в авиамодельном. Двое других соответственно его лупили.
Флеров сидел у входа, паял бензобак к своей модели. Делал он это мастерски.
Когда клубок ввалился в дверь, Макс вытер жало паяльника – большого, стопятидесятиваттного – и повернулся к дерущимся. Прямо перед ним маячила задница одного из преследователей. Вот к ней-то и приложил Флеров свой здоровенный паяльник! Даже не приложил, а ткнул им несчастного. Через мгновение раздался пронзительный вопль, и пацан, не переставая орать, покинул помещение. Максим чуть передвинулся и повторил экзекуцию со вторым. Все это время с его губ не сходила спокойная улыбка.
Остальные ребята откровенно хохотали. Это и в самом деле было смешно. Кроме того, паяльник Флерова наказал злодеев, вдвоем избивавших одного.
Не смеялся, наверное, один Ефим. Он хорошо представлял себе ожог под синтетическими спортивными штанами пэтэушника, и смешным ему это не казалось.
Как ни странно, Флеров заметил реакцию Ефима. Еще более странно, что это его задело.
– А если тебя будут убивать, ты тоже будешь их жалеть? – спросил он.
– Тебя же не убивали.
– Но они первые начали, – уже злился Максим.
Береславский отмалчивался. Флеров действительно был справедливым парнем. Не было случая, когда он первым кого-то задевал. Но, на взгляд Ефима, его ответ далеко не всегда соответствовал заданному вопросу.
И все же именно Флеров положил руку на плечо Ефиму, когда его выстраданный самолет на первом же витке превратился в груду обломков. Береславский изо всех сил старался не зареветь. Но Флеров подошел и поздравил. С первым полетом. Ведь полет-то был! И подарил солдатский ремень. Весьма ценный для любого пацана подарок.
Потом Володя объяснил причину неуправляемости модели.
– Значит, ты все заранее знал? – расстроился Ефим.
Володя кивнул.
– Почему же не сказал?
– Ты не спрашивал.
Позже Береславский оценил преподанный урок. Он, безусловно, стоил дороже разбитой авиамодели.
Вообще кружок сильно сказался на Ефимовом развитии, несмотря на то что во взрослой жизни он отношения к авиации не имел. И хоть после десятилетки он почти не общался с кружковскими, воспоминания остались теплыми.