Не такая, как все
Шрифт:
— Представляю. Значит, тесты тебе не помогли. Ну что ж, по крайней мере, стоило попробовать. — Он отпил вина и задумался. — А может быть, тебе попытать счастья в полиции?
— Я устала от оружия. Хочу заняться чем-нибудь мирным. Право, лучше уж быть прорабом, строить дома… Дарить жизнь, а не отнимать. И потом — представь себе женщину-полицейского в Сан-Салюстиано! — Она выразительно закатила глаза.
— Послушай, — осторожно начал Лайам, — может быть, тебе лучше остаться в Бостоне? Зачем возвращаться на Сан-Салюстиано,
Марисала подняла на него огромные бездонные глаза.
— Там моя родина, — просто ответила она. — Мне нужна очень веская причина, чтобы не возвращаться домой.
— А то, что на Сан-Салюстиано женщины — существа второго сорта? Это не веская причина?
— Это не заставит меня покинуть родину, — ответила Марисала. — Скорей уж мне захочется вернуться и все изменить.
— Ты ведь говорила, что тебе надоело воевать!
— С автоматом в руках — да. Но для мирной жизни у меня еще пороху хватит.
— Так, может быть, совет насчет политического деятеля был не так уж смехотворен? Займись политологией. Или правом. Как насчет юридического колледжа?
— Вот и Дэн мне то же советует.
— Дэн? — Что-то внутри у Лайама оборвалось и ухнуло вниз.
— Ну, ты его помнишь. Из того дома на Коммонвелс-авеню. Я несколько раз встречала его в университете. Он подрабатывает лаборантом на кафедре истории.
— Ну, разумеется, он постарался пролезть и туда! — прорычал Лайам.
Улыбка сползла с лица Марисалы.
— Можно спросить, что ты имеешь в виду? — очень тихо и вежливо спросила она.
Но Лайама понесло.
— Да ладно, Мара! Ты не хуже меня знаешь, чего он хочет!
Лицо Марисалы исказилось гневом. Лайаму показалось, что она сейчас по обыкновению даст волю своим эмоциям — но этого не случилось.
— Да, — тихо ответила она. — Потому что я нравлюсь ему такой, как я есть. И еще я знаю, чего он не хочет. Он не хочет меня переделывать. Не хочет, чтобы я ходила, одевалась или разговаривала по-другому. Ему нужна я, Марисала Боливар, а не моя улучшенная версия, как, например, Сантьяго или тебе. Ему не нужны эти модные тряпки…
— Правильно, он предпочел бы видеть тебя голой.
Этого Марисала уже не выдержала. Ее бурный темперамент вырвался наружу: она с силой стукнула ладонью по столу.
— Ты всего один раз его видел! Как ты можешь судить…
Лайам взглянул на часы.
— Неплохо. Ты продержалась девяносто семь минут. Еще немного тренировки — и Сантьяго будет потрясен!
Марисала недоверчиво уставилась на него.
— Ты что, нарочно? Специально выводил меня из себя? Ну, знаешь, Сантьяго не станет ставить надо мной таких экспериментов! И, держу пари, ему Дэн понравится!
Лайам знал, что она права. Сантьяго уважал смелых и независимых людей, пусть даже их взгляды и привычки во многом отличались от его собственных.
—
Марисала поднялась из-за стола.
— Нет, Лайам, я не хочу десерта. И не хочу менять тему. Ты ведешь себя как собака на сене: ни себе ни другим.
— Неправда!
Лайам понял, что зашел слишком далеко. Случайное упоминание о Дэне вывело его из себя. И теперь оставалось только отрицать, что он питает к Марисале хоть какой-то интерес… Лайам уже сам не понимал, где правда, а где ложь. Он окончательно запутался.
— Значит, ты не станешь возражать, если прямо отсюда я поеду к Дэну? На ту самую вечеринку, куда он пригласил меня по телефону, а ты не удосужился мне передать?
У Лайама упало сердце. Черт возьми, он действительно совсем об этом забыл! Честное слово, просто забыл…
— Марисала, извини, ради Бога…
— Ты хочешь поймать двух зайцев разом, — заметила Марисала, утирая губы салфеткой. — Ты ведь сам решил, что я тебя не интересую. Так прекрати изображать ревнивого любовника и дай мне жить своей жизнью.
— Мара, пожалуйста, сядь и…
— Благодарю за ужин. Все было просто великолепно. Почти все. Пока, увидимся после вечеринки.
Глава 8
Он снова в джунглях.
Прячется от солдат.
Черная, непроглядно черная тропическая ночь. Под деревьями стелется мутно-серый туман.
Отряд правительственных войск обыскивает лес в нескольких ярдах от того места, где лежат они с Марисалой. Марисала, измученная усталостью и лихорадкой, свернулась калачиком в спальном мешке: Лайам слышит ее частое и неровное дыхание. «Господи, — думает он, — помоги нам найти приют! Еще две или три ночи на голой земле — и она не выживет!»
Самому ему тоже скверно: ноют едва затянувшиеся раны. Но о себе Лайам старается не думать.
Из-за зарослей доносится резкий запах дешевых, скверных сигар. Лайам вспоминает, что Марисала заставила свой отряд в полном составе бросить курить: ведь запах табака в джунглях может выдать их врагам.
Один солдат подошел совсем близко, и Лайам вжимается в землю, словно надеется слиться с ней в одно целое.
Сзади зашевелилась Марисала.
— Лайам! — испуганно шепчет она и садится. — Лайам!
Пока солдат ее не слышит. Но Лайам понимает: заговори она чуть громче — их обнаружат.
Быстро и бесшумно он валит ее на землю, прижимает своим телом, осторожно зажимает ей рот рукой.
— Тише! — шепчет он ей в ухо. — Ни звука! Здесь солдаты!
Но, похоже, лихорадка помрачила ее рассудок. Марисала вырывается, и он прижимает ее к земле все крепче, моля Бога, чтобы солдаты не услышали возни в кустах…
Волосы ее недавно вымыты; от них исходит свежий запах…