Шрифт:
Не в масть
I
В купеческом доме Гнетовых одевается невеста, чтобы ехать к венцу. Невеста одевается в спальной отца и матери. Оттуда выбегает маленький ее братишка Сеня в красной шелковой рубашонке с золотым
– На Катю вуаль надели! На Катю вуаль надели! Катя теперь невеста!
Отец его, пожилой человек с проседью в бороде, облеченный в сюртук, в белый галстук и с медалью на шее, дает ему подзатыльник.
– Чего ты пляшешь-то, постреленок! Сейчас с образом у невесты поедешь, а сам пляшешь. Нужно держать себя в узде, тихо, благообразно.
Мальчик делает серьезное лицо и снова скрывается в спальной.
В гостиной сидят гости-поезжане, которые должны сопровождать невесту в церковь. Тут, по большей части, мужчины. Дамы ушли в спальную помогать одевать невесту.
– Удивительно, что жених до сих пор не присылает за невестой карету. Кажется, уж пора бы… – говорит пожилой гость с подстриженной бородой и поправляет перед зеркалом белый галстук.
– Чиновник… Чужой… Купеческих порядков не знает, – откликается гость с окладистой седой бородой.
– Да ведь искали купеческого-то, но невеста нос воротит: то сер, то стар, – отвечает отец. – А полированные-то или норовят чуть не миллионное приданое захватить, или на своих полюбовницах женятся. Заневолю взял чиновника.
Из спальной опять выскакивает маленький сынишка и, также приплясывая, оповещает:
– На нашу Катю, на нашу Катю белые сапоги надели! Катя невеста, совсем невеста!
Второй подзатыльник от отца, более крепкий. Сынишка плачет.
В прихожей звонок, а затем суетня. Гости заглядывают из гостиной в прихожую.
– Шафер… – слышится шепот.
– Ну вот, наконец-то… – говорит отец.
В гостиную влетает молодой человек в мундире почтового ведомства.
– Пожалуйте, пожалуйте… А мы уж ждем… Сейчас вам розан в петличку от невесты будет… – обращается к нему отец невесты.
– Розан потом-с… А я пока на минутку…
Шафер несколько в замешательстве.
– Как? Да вы разве еще без кареты? – слышатся вопросы.
– Карету за невестой жених потом пришлет… Я после за невестой приеду, – отвечает шафер.
– Да когда же, батюшка, после, если невеста почти совсем готова и через полчаса уж в церкви венчание назначено! – возмущается отец невесты.
Смущение шафера усиливается.
– Я к вам, Петр Михайлыч… – произносит он нерешительно, обращаясь к отцу невесты. – Я по делу… Пожалуйте сюда на минутку, на пару слов…
– Что такое? Что такое? – испуганно спрашивает Петр Михайлович и идет с ним в столовую.
– Жених не едет венчаться… – тихо говорит
– Т-т-то есть как это? – удивленно спрашивает Петр Михайлович.
– Вы меня простите… Это не от меня… Я тут ни при чем… но… Жених не надевает мундира. «Пока, – говорит, – мне четырех обещанных тысяч не додадут, я и венчаться не поеду…»
– Позвольте… Каких же четырех тысяч?.. Я за невестой даже лишний меховой салоп даю…
Петр Михайлович чувствует, что его ударило в пот.
– О салопе он ничего не говорит, но о четырех тысячах… Одиннадцать тысяч он получил на руки, но четырех ему недодано.
– Да ведь на четыре-то тысячи приданого, одиннадцать да четыре – вот и будет пятнадцать.
– Ничего не знаю-с… Он говорит, что ему пятнадцать тысяч деньгами обещано.
– Что за вздор! Я пятнадцать тысяч с приданым обещал и приданого сделал даже больше, чем на четыре тысячи. Я лишний салоп дал.
– О салопе он ничего не говорил, но насчет рыбного котла упоминал. В приданой описи он показан, а его не прислали. Не прислали и медный куб на плиту. Потом в описи сказано «фарфоровый столовый сервиз», а на самом деле сервиз фаянсовый.
– Ну народ! – развел руками Петр Михайлович. – Позвольте… Да что же он раньше-то молчал! Приданое ведь еще третьего дня ему послано.
– Ничего не знаю… Вы меня, Петр Михайлыч, извините, но он прямо говорит: «Мундира, – говорит, – не надену, пока… четыре тысячи…»
– Фу ты, пропасть! Он должен слушать ухом, а не брюхом. Я явственно говорил: пятнадцать тысяч вместе с тряпками. Помилуйте, что же теперь делать? Ведь так не годится…
– Этого уж я не знаю, но он говорит: пятнадцать чистоганом, и не хочет ехать венчаться, – решительно объявляет шафер.
Полное замешательство. Отец невесты бегает по столовой.
– Ну, господа чиновники! Ну, благородные! И это называется благородство! – восклицает он.
– Вы, Петр Михайлыч, купец, и сами очень хорошо понимаете, что чиновник, ежели он женится на купеческой дочке, то уж, понятное дело, рассчитывает… – объясняет шафер. – А вы ему недодали.
– Вздор! Пятнадцать я с тряпками обещал.
Шафер разводит руками и говорит:
– Как хотите, а он мундира не надевает. Или поезжайте и вручите ему сейчас четыре тысячи, или он венчаться не поедет.
– Боже мой! Вот скандал-то! Позвольте… Да где же я ему сейчас четыре тысячи найду?!
– На это я уполномочен вам сказать, что он примет и форменный купеческий вексель в четыре тысячи по предъявлению… – отвечает шафер.
– Ну благородство! Ну честность! Благодарю… Не ожидал! – всплескивает руками отец невесты.
– Честность, Петр Михайлыч, должна быть обоюдная.
– Да поймите вы, что я не обещал ему пятнадцати тысяч!
– Стало быть, это недоразумение, но венчаться он все-таки не поедет, пока…