Не вижу зла
Шрифт:
Джек похолодел.
– А потом он… – Голос у нее сорвался. Она не могла выговорить остальное, да и Джек больше не хотел ее слушать. Она не отрывала глаз от своей чашки с кофе. Джек смотрел на ее лицо, но перед глазами у него все расплывалось.
– И вы развелись с ним, – произнес Джек, чувствуя, как в нем закипает гнев. – И все эти годы он оставался другом моего отца. Пожимал ему руку, улыбался ему в лицо, приходил на дни рождения, использовал его для накопления собственного политического капитала.
– Я ничего не знала об этом, пока не увидела его сегодня вечером по телевизору. Но когда я услышала новости – в общем, я решила, что должна позвонить
– Не нужно извиняться. Вы поступили правильно.
Они сидели и молчали. Никто из них не знал, как и о чем говорить дальше. Марица помешивала кофе, и ложечка подрагивала у нее в руке. Оттого что она рассказала о своей мрачной тайне, чувство неловкости только усилилось.
Джек взглянул на свои часы и поднялся.
– Завтра заседание. Мне пора идти.
Похоже, она испытала облегчение, увидев, что он собирается уходить. Проводив его в фойе, она открыла переднюю дверь.
– Еще раз спасибо, – произнес Джек на прощание.
Она пожала ему руку, и на лице ее появилось озабоченное выражение.
– Пожалуйста, ничего не говорите Гектору о том, что я вам рассказала. Сейчас я счастлива. Я снова вышла замуж и довольна своей жизнью.
Джек посмотрел ей в глаза и увидел в них не только беспокойство. Он увидел настоящий страх – давний страх, который вдруг снова спустя столько лет поднял голову. На мгновение ему показалось, что он смотрит в глаза своей матери. У него вдруг мелькнула мысль: не этот ли самый страх вынудил ее покинуть Бехукаль и пересечь океан? Внезапно на него снизошло озарение: Abuelaмогла и в самом деле купить ей билет до Майами, но Ана Мария села на самолет не потому, что так приказала ей мать. Она покинула Кубу не потому, что спасалась от позора. Она действительно бежала в поисках свободы, той свободы, которую могла понять только бывшая жена Торреса.
– Я не скажу ни слова, – пообещал Джек. Он повернулся и стал спускаться по ступенькам крыльца, уходя в тишину ночи. Когда за ним закрылась дверь, он обернулся, чтобы бросить последний взгляд на дверь, слишком массивную даже для этого большого дома, и на испуганную женщину у окна.
Глава пятидесятая
Кто бы ни придумал выражение «Нельзя войти дважды в одну реку», он наверняка не слышал о предъявлении контрдоказательств и опровержении свидетельств.
Джек занял свое место в центральном зале суда, вполне отдавая себе отчет в том, что суд, рассматривающий уголовное дело, редко заканчивается словами «Защита просит прекратить слушания». Обвинение имеет право вызвать свидетелей, чтобы опровергнуть доказательства защиты, и показания лейтенанта Джонсона не оставили Торресу другого выхода. Джек был уверен, что федеральный прокурор вызовет для опровержения по крайней мере одного свидетеля, и ему не нужно было говорить Линдси, кто скорее всего будет этим самым свидетелем.
– Ваша честь, – произнес Торрес раскатистым голосом, – Соединенные Штаты Америки вызывают Брайана Пинтадо.
В задней части зала заседаний распахнулись большие двойные двери. Как по мановению волшебной палочки, взгляды судьи, присяжных и нескольких сотен зрителей оказались прикованными к десятилетнему мальчугану.
– Свидетель, пожалуйста, пройдите вперед, – попросил судья.
В сопровождении судебного пристава Брайан медленно двинутся по центральному проходу. Глаза его метались по залу, словно выискивая дружеское
Если злорадная улыбка, появившаяся на губах Гектора Торреса, должна была испугать его, то этого не произошло.
– Пожалуйста, поднимите правую руку, – скомандовал судебный пристав.
Брайан повиновался, хотя, похоже, процедура принесения клятвы несколько выбила его из колеи. Пристав произносил слова присяги вслух, и молодая женщина знаками переводила их Брайану. Джек с интересом наблюдал за жестикуляцией женщины, за всей этой тарабарщиной, означающей: «Клянусь говорить правду, одну только правду, ничего, кроме правды». Интересно, что эти слова – неважно, выраженные жестами или словами, – значили для десятилетнего мальчишки? Наверное, если бы речь шла о богохульстве, ему было бы понятнее.
– Клянусь, – произнес Брайан.
Джек впервые услышал его голос. Произношение было понятным, хотя и далеким от совершенства. В речи мальчика слышались шипящие звуки.
– Пожалуйста, сядьте, – распорядился судья.
Зал затаил дыхание, когда прокурор вышел вперед. Брайан не смотрел ни на Торреса, ни на судью, ни на присяжных. Поначалу Джека поразило то, что он не искал глазами даже свою мать, но потом понял, что мальчик целиком и полностью сосредоточился на жестах сурдопереводчицы, которые только и были единственным связующим звеном между ним и происходящим в зале. Для ребенка с нормальным слухом судебное заседание представляло устрашающее зрелище. Что же говорить тогда о том, кто вообще ничего не слышал? Ему наверняка было просто жутко. Так что вполне понятно, почему Брайан не смотрел на мать.
Но самым странным было то, что и Линдси не желала смотреть на сына.
– Молодой человек, я понимаю, что здесь все для вас внове. Если вы почувствуете усталость, или утратите нить беседы, или захотите сделать перерыв, прошу вас заявить об этом. Вы меня понимаете? – заявил судья.
Брайан подождал перевода, потом сказал:
– Да, сэр.
Судья взглянул на прокурора и произнес:
– Мистер Торрес, приступайте.
– Благодарю вас, ваша честь. – Торрес расстегнул пиджак и сунул руку в карман брюк. Он изо всех сил старался не выглядеть грозным, то есть был прямой противоположностью тому Гектору Торресу, который обычно не церемонился со свидетелями. – Доброе утро, Брайан.