Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
— Да? — я сделала ещё один шаг вперёд. — Неужели? И на что, например?
— На всё, — ответил Макс, яростно сверкая глазами. — Вот представь — живут два брата, и у одного из них есть невеста. Но этот, который с невестой, кажется ей неперспективным, тогда как у второго брата своё дело, хороший бизнес. И она начинает его соблазнять… И тот, первый, однажды приходит к себе домой — а там его невеста и брат в недвусмысленной позе. Она сверху.
Я сглотнула.
— А ведь он её любил. И верил в то, что она его тоже. А оказалось, что ей были нужны только деньги.
А всё почему? У брата сейчас проблемы с бизнесом, он собирается продавать дом. А Карине так хочется жить роскошно… Шлюха, бл***, гадина. Даже Ксюшу приплела…
В мозгу у меня будто молнии сверкали.
Я вдруг врубилась, почему Макс бросал на меня настолько понимающие взгляды с самого начала.
Врубилась, почему он на самом деле назвал меня шлюхой в то утро. Он не меня назвал… а эту… Карину. Женщину, которая убила в нём веру в любовь. И в женщин.
И тогда… «Я тебя не заслуживаю»… Всё понятно. Юрьевский считает себя негодяем.
Я еле заметно усмехнулась. Ну да, конечно. Изменили ему, а негодяй, значит, он.
Он — человек, который вытащил меня из депрессии и жалости к самой себе. Человек, который ни разу ещё мне не соврал.
Человек, который не умеет любить и не хочет целоваться…
Умеет и хочет, конечно. Просто боится.
Я сделала ещё один шаг вперёд, подходя к Максу почти вплотную, и стянула с себя свитер. Бросила на пол. Потом завела руки за спину, начала расстегивать лифчик…
— Что ты делаешь? — Юрьевский будто очнулся, переключившись из собственных переживаний на мои действия.
— Раздеваюсь, — ответила я, скидывая лифчик туда же. — Ты же говорил, что любишь брать голых женщин.
Макс молчал, разглядывая мою грудь, и от этого взгляда у меня по всему телу побежали мурашки…
Я быстро стянула джинсы вместе с колготками и трусами, положила их в ту же кучу вещей и выпрямилась.
— Как ты хочешь, Макс? Как в прошлый раз — на столе? Или как-то иначе?
Он шагнул ко мне, прижал к себе — и я сразу ощутила, насколько Юрьевский возбуждён.
Надо же. Я ведь просто разделась…
— Это будет жёстко, Света.
— Я знаю, — ответила я, поднимая голову. Глаза Макса блестели не только от желания, но и от злости. — Делай со мной всё, что хочешь.
Юрьевский усмехнулся, опустил ладони мне на попу, сжал ягодицы изо всех сил… А потом подхватил под ними и понёс к окну. Поставил к нему лицом, нажал мне на поясницу — и я практически распласталась по холодному стеклу. Вскрикнула от неожиданности — оно было холодным, как лёд, и от этого всё тело моментально загорелось, словно стремилось растопить этот лёд.
Руки Макса грубо терзали мои ягодицы, ласкали складочки, прикасались к клитору… Я опёрлась руками о стекло, чтобы не упасть, и чуть подалась бёдрами назад, потёрлась о бугор в штанах Юрьевского и застонала, когда
Шлепок. Ещё один. И ещё. Чёрт, больно!
Я закусила губу, чтобы не кричать. Пусть спустит пар, пусть… Это он не меня наказывает сейчас, не меня…
Погладив горевшие ягодицы, Макс на секунду ввёл внутрь меня палец, словно проверяя, насколько я возбудилась — и сразу вынул его.
— Влажная, — прошептал он, вновь шлёпнув меня по попе, но уже не так сильно. Потом на секунду отстранился — а через пару мгновений стал тереться между моими половинками своим членом. Огромным, бархатистым и горячим…
Это был такой невероятно возбуждающий контраст — между его плотью и оконным стеклом, которое холодило мои ладони и напрягшиеся от желания соски.
— Вставить тебе? — прохрипел Макс, продолжая тереться об меня. Внизу живота всё уже давно было настолько напряжено, что казалось, ещё немного — и я взорвусь к чёртовой матери… — А, Света? Вставить?
— Да-а-а, — простонала я невнятно и даже подалась бёдрами назад, навстречу движениям его члена.
— Куда? Может, сюда? — Юрьевский огладил вход в мою попу, и я испуганно вздрогнула. — Нет? А я бы хотел.
— Порвёшь… — прошептала я. — Ты же… огромный…
— Я буду осторожен, Света. Но в следующий раз. А сейчас…
— О-о-о-ох, — всхлипнула я, когда Макс стремительно оказался внутри меня, горячий и пульсирующий. Толкнулся вперёд резко и сильно, потом так же резко вышел, и вновь толкнулся, и ещё раз вышел… — Ах… Ох… О-о-о… — стонала я каждый раз. Член Юрьевского казался мне каким-то бесконечным и заходил настолько глубоко, что я чувствовала себя бабочкой, наколотой на булавку.
Все мои мысли и чувства сосредоточились внизу живота — там, где Макс абсолютно дико и безумно насаживал меня на себя до предела, растягивая так, словно действительно мечтал порвать. И я дрожала от потрясающе ярких оргазмов, которые вспыхивали у меня в зрачках яркими салютами, иголочками кололи каждый миллиметр моего тела и огнём обжигали лоно…
И когда мне уже казалось, что я сейчас потеряю сознание, Макс неожиданно сильнее нажал ладонями на мою поясницу, просто впечатывая меня в оконное стекло всем телом. Я вскрикнула, распахнула глаза, и ошалело посмотрела вниз, на вечерний город, мерцающий разноцветными огоньками и укрытый первым снегом. Куда-то спешили люди, мимо ехали машины, и никому не было дела до того, что маленькая и глупая Света вдруг окончательно и бесповоротно осознала одну вещь…
И даже Максу до этого не было дела. Он, постанывая, совершал последние движения внутри меня, сжимая мои ягодицы и касаясь горячими губами плеча…
— Света… — прохрипел он, останавливаясь, и я почувствовала, как его член запульсировал во мне, чуть увеличился — хотя, казалось, больше уже некуда — и выпустил долгую горячую струю, из-за которой я вновь вспыхнула, словно свечка — и сама затряслась в последнем и самом ярком оргазме.
Какое-то время мы так и стояли — стекло, я и Макс. Почти гамбургер. Или чизбургер…