Не возжелай мне зла
Шрифт:
— Послушай, — сказала она и положила руки на мои поникшие плечи. — Ну что ты так переживаешь? Давай-ка без паники. Не волнуйся. Надо успокоиться и переварить новость. Всегда можно повторить тест.
— А что толку? Ведь результат не изменится.
— Скорее всего.
— Вот зараза! — Я сделала несколько шагов к выходу и обернулась. — Надо все как следует обдумать. Только не говори Филу.
— Конечно. — Она ободряюще улыбнулась. — Лив, это еще не конец света.
А для меня это был настоящий конец света. Мне казалось, будто весь мир качнулся на своей оси. Меня сейчас швырнет, и я полечу совсем по другой траектории, в иное
Я решила в тот же вечер все рассказать Филу, но, когда вернулась домой, он уже лег спать. Все выходные он был на дежурстве и устал как собака, так что свои тревоги я оставила при себе, молча скользнула под одеяло и тесно прижалась к нему. Он был теплый и такой уютный, все мои косточки пели от радости, когда я обнимала его и молилась неведомому богу, чтобы наутро проснуться с обычным кровотечением.
И на следующий день я ничего не сказала, прошла неделя, все было по-прежнему, если не говорить про постоянную тошноту, растущее утомление и апатию. Фил на несколько дней уехал в Глазго на какие-то курсы, а в выходные снова дежурил, так что за рвотой он поймал меня только один раз, и я ему наврала, что это, скорее всего, от жирной пищи в больничной столовой.
К тому времени я уже приняла решение. Это мой организм, это моя жизнь. Я имею право делать все, что считаю нужным и необходимым для себя. В этом я нисколько не сомневалась. Пригласила Лейлу, чтобы обсудить все с ней. Было воскресное утро, и я знала, что нам никто не помешает. Лейла уже вышла замуж за Арчи. Они поженились сразу после окончания колледжа, и Арчи в тот день, как и Фил, был на дежурстве. Они с Лейлой не скрывали, что хотят много детей, что медицина в их жизни занимает второе после семьи место. Лейла собиралась стать терапевтом, с более гибким графиком, а Арчи очень хотел специализироваться на рентгенологии, в этой области всегда стандартный рабочий день с девяти до пяти. Когда она пришла, я налила ей чашку кофе, усадила в удобное кресло, покрытое огромной шалью, которую я везде таскала с собой с восемнадцати лет.
— Лейла, мне нужна твоя помощь.
— Пожалуйста, — сказала она, выпрямилась в кресле и застыла с чашкой в руке, ожидая продолжения.
— Я хочу сделать аборт.
— Что-о?
Чашка качнулась, кофе чуть не выплеснулся ей на юбку. Я взяла несчастную чашку и поставила на каминную полку.
— Но зачем? Неужели Фил недоволен?
— Я еще ничего ему не сказала.
— Ничего не сказала? — Она встала и заглянула мне в глаза. — Ради всего святого, Лив, почему?
— Прошу тебя, сядь. И выслушай меня.
Лейла разочарованно посмотрела на меня и снова села.
— Нельзя же такое от него скрывать, — пробормотала она. — На зависть дружная пара, таких, как вы, на свете не сыщешь.
Она говорила правду, мы с Филом были очень близки. Фил за последний год уже дважды предлагал пожениться, но оба раза я отказывала. Не потому, что не любила его или не чувствовала, что надо. Я хотела стать хирургом, мне надо было во что бы то ни стало устроиться на работу в хорошее место, а вся эта свадебная суета могла только помешать. А с ребенком было бы еще хуже! Ведь все наши планы на будущее, особенно мои, коту под хвост!
И вот я принялась
— Я еще слишком молода, чтобы заводить детей, — сказала я.
— Как молода? Когда ребенок родится, тебе уже будет двадцать четыре года.
— Я еще не готова.
— Потому природа и дает тебе девять месяцев, чтобы ты подготовилась, привыкла к этой мысли.
— Я совсем не гожусь в матери, Лейла. — Я постучала кулаком в грудь. — Клянусь, у меня организм не приспособлен к материнству. Я терпеть не могу гинекологов, с ужасом думаю, что придется тратить драгоценное время на все эти анализы, часами сидеть с такими же, как я, будущими мамашами со вздутыми животами и распухшими ногами, без конца обсуждать, какие коляски лучше, какие кроватки удобней, черт бы их всех подрал! Я умом тронусь, если попаду в этот клуб.
— А ты не попадешь! — сказала она весело. — И из тебя получится потрясающая мамаша.
— Ты так думаешь? И я стану во всем подражать собственной мамаше? И закончу так, как закончила она?
— Конечно нет! Она была несчастной только потому, что не смогла проявить себя в полную силу. Как и многие женщины ее поколения. Ей приходилось все время сидеть дома, отсюда депрессия и озлобленность. А ты ведь у нас будешь хирургом.
— Каким хирургом? — горько рассмеялась я. — Ты что, думаешь, профессор Фиггис возьмет к себе, если у меня будет ребенок?
— Это гендерная дискриминация, Лив. Он не имеет права тебе отказать только потому, что у тебя ребенок.
— Но ты сама подумай, Лейла. С чего это он возьмет на работу мамашу с грудничком, если у него под рукой другой кандидат, не менее опытный и умелый? Какая здесь дискриминация? Здесь здравый смысл, больше ничего. Где найти сил, чтобы одновременно управляться с ребенком и повышать квалификацию? Представь, сколько времени надо проводить в больнице и в анатомическом театре. Прощайте все мои мечты.
— Почему прощайте? До скорого свидания. — Она стала убеждать меня взглянуть на дело пошире. — Реальная жизнь не бывает без сучка без задоринки, — говорила она. — А ты что, хотела, чтобы все у тебя всегда шло как по маслу? Всякое случается, и радость и горе, судьба может подсунуть и не такое.
— Да, но ребенок! Надо будет все бросить и заниматься только им.
— Так уж и все? И это совершенно не значит, что надо от него отказываться. Можно все прекрасно организовать, нанять хорошую няньку, в конце концов. Ты здорова. У тебя есть мужчина, который тебя любит. Фил, конечно, сначала слегка обалдеет, но мы-то с тобой знаем, потом он будет только рад. — Она встала и крепко меня обняла. О да, она из кожи вон лезла, лишь бы переубедить меня. — Подумай, это же будет твой ребенок, Лив. В мире появится новое существо, новый человечек! Ведь это удивительно, это просто чудо!
Но я в эти романтические бредни не верила. Более того, мне не давала покоя мысль, что скажет Фил, как сложатся наши с ним отношения, ведь мы оба считали, что на первом месте должна быть карьера. А Лейла выкладывала все новые аргументы, ей во что бы то ни стало надо было заставить меня переменить решение. Она напомнила, что, в конце концов, я католичка. Но я отпарировала, что в Бога я, конечно, верю, но ни к какой церкви больше не принадлежу.
— Уж если кто родился католиком, останется им на всю жизнь, — сказала она.