Не возжелай мне зла
Шрифт:
Осторожно вылезаю из-под одеяла, на цыпочках иду к двери в коридор, проверяю, закрыта ли задвижка, потом направляюсь в ванную комнату и неслышно закрываю за собой дверь. Пускаю воду. В изголовье ванны, на полке, выставлено несколько шампуней. Беру пластиковую бутылочку с ароматной пеной для ванны, составленной из смеси успокаивающих натуральных масел, капаю немножко в поток из крана. Ванна, довольно глубокая и длинная, набирается несколько минут, и все это время я стою, тупо уставившись в белую кафельную стену. Когда ванна почти полна, закрываю кран, раздеваюсь, аккуратно укладываю одежду на крышку унитаза. Такое чувство, будто я готовлюсь к событию огромной важности, особо не тороплю, не
Нет, я не убийца, и все-таки однажды я убила человека. Эта мысль толкается изнутри, как толкается в чреве беременной беспокойный ребенок. Ее голос звучит все громче: «Ты. Ты единственный человек в семье, который убил другого человека. Ты — убийца». Снова и снова звучит голос истины, и теперь я чувствую, что остается только порыться как следует в памяти, повертеть воспоминание так и сяк, трезво и честно посмотреть на него, как бы ни было мучительно, чтобы ясно увидеть, может ли мое деяние быть причиной того, что кто-то подмешал Робби наркотики и расписал нашу стену.
Первым приходит в голову воспоминание восемнадцатилетней давности, оно прекрасно сохранилось в памяти. Возможно, оттого, что витало где-то во мраке сознания и я не прикасалась к нему. Психологи давно доказали, что точно и подробно воспроизвести в уме прошлые события чрезвычайно трудно. Мы склонны помнить не само событие, а скорее те подробности его, которые всплывали в голове, когда мы вспоминали его в последний раз. Как в игре в испорченный телефон, многие подробности теряются или искажаются. Мы крайне пристрастно относимся к собственным воспоминаниям, в нашем сознании существует инстинктивное желание изменить, преобразить их. Мы хотим, чтобы они вписывались в тот идеальный образ, который мы рисуем, когда думаем о себе. Сейчас, например, мне кажется, что я человек смелый, мужественный, значит, и тогда, в прошлом, я была такой.
Погрузившись по шею в теплую воду, ощущая пузырьки всем своим телом, я прокручиваю память назад сквозь время, извлекая из прошлого мельчайшую подробность, каждый взгляд, каждый поступок, каждый неверный шаг. Воспоминания мои безупречно чисты, нетронуты, незапятнаны временем, не искажены самообольщением. Истина предстает передо мной во всей своей ясности и строгости, она ничем не приукрашена и не будет приукрашена. Широко открытыми глазами я гляжу в прошлое.
6
Август 1993 года. Я добилась своего, стала врачом и не могу сдержать радостной улыбки. Ради этого момента я много и долго трудилась в аудиториях и лабораториях, в библиотеках и больничных палатах. Труд должен был при нести свои плоды. Я хотела стать нейрохирургом, поэтому и для учебы в аспирантуре выбрала нейрохирургическое отделение. Цель моя высока, меня очаровывает, пленяет работа центральной нервной системы, деятельность мозга с его безграничными возможностями, его удивительными, потрясающими свойствами. Все свободное время я провожу в лаборатории, препарируя мозг и позвоночный столб. Мне страшно хочется познать принципы работы проводящих нервных путей, научиться лечить недуги, поражающие ткани центральной нервной системы. Каждый день я просыпаюсь, и сердце мое радостно бьется, предвкушая новые открытия, пальцы мои дрожат от нетерпения. Я чувствую себя Христофором Колумбом, перед которым лежат неизведанные земли новой Америки. Неврология — так называются таинственные земли, что мне предстоит открыть,
Я организовала свою жизнь так, чтобы все в ней служило удовлетворению моей страсти. Поселилась в современной, не требующей особого внимания квартире всего в пятнадцати минутах ходьбы от больницы. К развлечениям типа ночных клубов или поездок на все каникулы на дальневосточные пляжи я равнодушна. Общение с людьми сводится к тому, что я иногда выбираюсь на импровизированные сборища коллег в местный бар, а вечера чаще всего провожу дома с Филом — смотрим какой-нибудь хороший фильм или сидим, обложившись книгами по медицине, обмениваясь друг с другом новыми знаниями и проверяя усвоенное. Мы встречаемся уже почти три года, а недавно вообще стали жить вместе. Он на два года старше меня и уже несколько месяцев с головой погружен в избранную специальность, психиатрию. Кажется, все идет просто идеально. У нас близкие, родственные интересы, но мы не конкуренты. Сферы интересов сближаются, когда мы обсуждаем некоторые проблемы. Например, может ли травма мозга привести к психическому заболеванию. Наша совместная жизнь кому-то покажется скучной, но я бы сказала, что она не скучна, но сосредоточенна. Мы полностью отдаемся избранной работе, так же относимся и друг к другу. Заботимся друг о друге, готовим друг для друга всякие вкусности, через день занимаемся любовью — часто молча, общаются только наши тела.
Месячные у меня всегда приходили нерегулярно, и когда вдруг стало тошнить, сначала я подумала, что подхватила вирус. Совсем не было похоже на утреннюю тошноту первых недель беременности. Меня тошнило круглые сутки, и прошло целых две недели, прежде чем меня осенило провериться на беременность. Положительного результата совсем не ожидала, потому что всегда пользовалась противозачаточным колпачком, но лишний раз убедиться в том, что и так очевидно, не мешало, вреда не будет, зато проще поставить диагноз. Во время перерыва на обед я сходила в кабинет гинеколога, где работала Лейла, и сдала мочу на анализ.
— Результат положительный. — Она смотрела на меня, не зная, что делать, недоверчиво хмуриться или улыбаться.
— Что? — удивилась я и заглянула ей через плечо. — Тут, наверное, какая-то ошибка.
— Ты же знаешь, у нас ошибки случаются крайне редко.
— Но я не могла забеременеть! Давай еще раз сделаем.
— Лив, — спокойно сказала она, — а ты не забываешь вставлять колпачок?
— Еще бы! — фыркнула я.
Но тут же призадумалась, потому что все это делается машинально, и, если честно, бывали случаи, когда я так увлекалась работой, что забывала обо всем на свете.
— Черт… Вообще-то, я не совсем уверена… Несколько недель назад, во время ночных дежурств… Было столько беготни, что я едва доползала до постели… Может быть, у меня просто опухли яичники или еще что-нибудь… — Я погладила живот. — Что у нас там вырабатывает гонадотропин.
— Вряд ли. Скорее всего, ты действительно беременна.
Мы сидели в крохотном закутке, отгороженном для дежурного врача прямо в палате, Лейла смотрела в стеклянную перегородку, туда, где рядами стояли кровати с больными и выздоравливающими.
— Да и откуда у тебя опухоль, сама подумай. Не дай бог!
— Слушай, помоги! Я так устала, что ничего не соображаю.
Я шлепнулась в подвернувшееся кресло. Оно показалось мне удивительно уютным. Немедленно уснула бы в нем, если бы не стетоскоп в кармане, упершийся в живот. Да еще эта принимающая все более отчетливые очертания новость о беременности.
— Значит, ребенок, — резко выпрямилась я в кресле. — Ребенок, да, Лейла? — В другом кармане заверещал пейджер. — Это из палаты. Мне надо бежать.