Не время для смерти
Шрифт:
Положа руку на сердце, приходилось признать, что я всегда был частью чего-то большего. Совсем недавно элементом безграничного мрака, до этого компонентом виртуального кармана на внутреннем сервере, ещё раньше фрагментом чьей-то жизни…
Прохор протянул через стол кружку.
– Плесни из фляги на донышко, – толи попросил, толи потребовал.
Я прекратил попытки разобраться в суровых интонациях его голоса еще в лесу. Служанка принесла очередное блюдо: куски жареного мяса, украшенные листьями салата и крупно нарезанными овощами. Один из стражей не удержался и шлепнул лопатообразной ладонью чуть ниже поясницы
– Ты, красотка, не зевала: в молоко сперва ныряла, там, в котел с водой вареной, а оттудова в студеный. А затем, небось, молилась и спокойно спать ложилась?
От поэтического подката в стиле Петра Павловича Ершова опешил не один только я. Руки Прохора и подавальщицы столкнулись над столом. Здоровяк неуклюже дернулся, разбрызгивая налитую мной жидкость. Несколько капель попали на кожу девушки. Она отпрянула, словно не алкоголь, а раскаленное на сковороде масло обожгло не прикрытое рукавом предплечье.
До этого момента, казалось, хмель не способен справиться с организмом моего спутника. Но вот он смотрит слегка мутным и рассеянным взглядом, кривая улыбка обнажает желтые зубы.
– Прости красавица, совсем старый стал.
Меня озадачили очередным кувшином, и я отвлекся, в поисках подходящего для него места. В голове уже основательно шумели теряющие трезвость мысли. На другом конце стола затянули очень знакомый по ощущениям мотив. Память настойчиво молчала, не раскрывая деталей впечатления, но я уже ничему не удивлялся. Мне хорошо и радостно, сейчас я буду петь вместе со всеми. Пусть даже мне придется тянуть безликое «ла-ла-ла» вместо сгинувшего в беспамятстве текста.
Тяжелая рука легла на плечо.
– Пойдём погутарим.
Меня не смутил ни совершенно трезвый взгляд Прохора, ни срочная необходимость поговорить. Судя по всему, я уже привык к тому, что человек, ставший моим проводником в новую жизнь, окончательно и бесповоротно непредсказуем. Шаркая ногой о поверхность дороги, сбивая с подошвы сапога в пыль коровью лепешку, он мог рассуждать с горечью в голосе о благах оставшейся по ту сторону цивилизации. А за столом в таверне орать дикую похабщину, глотая слова вперемешку с пивом прямо из бочонка. Что-то о том, как хорошо вырвать из вражеской груди ещё живое трепещущее сердце… Сейчас вот это древнее «погутарим».
Но, если наблюдать достаточно долго, то, порой, я замечал, как руки Прохора привычно подхватывали со стола приборы: вилку в левую, нож в правую. Мужчина какое-то время недоуменно смотрел на свои ладони и зажатые в них предметы сервировки, а затем аккуратно клал их обратно на стол и с кровожадной улыбкой вонзал кинжал в очередной кусок, жаренной на огне оленины.
Изначально нас было всего пятеро желающих отужинать в трактире на окраине небольшой деревушки. Тогда ещё мне удавалось выхватить из разговоров старых знакомцев несколько вполне понятных предложений. Теперь же я едва понимал отдельные слова. Вырванные из общего контекста разноголосых воплей, они все равно не давали возможности увязать обрушившиеся на меня неизвестные в одно уравнение.
– Подожди там, я сейчас, – бросил мне Прохор, протягивая руку очередному громиле, ввалившемуся в трактир.
Я шагнул за двери. Лицо обдало порывом тёплого, сдобренного цветочной пыльцой и запахами трав, ветра. Точно так же, как тогда, когда я открыл глаза в этом мире впервые.
Глава 2
Звук. Поначалу сознание споткнулось именно об него. Хек… И дрёма рассыпалась на тысячи мелких осколков. Хек… Будто упорный дровосек колошматит орудием труда по крепкому дубовому кряжу, старательно выдерживая ритм и силу удара. Хек… Потревоженное воображение рисовало картину разлетающейся по сторонам щепы, массивный колун на длинном и узком топорище в мускулистых руках. Хек… Окружающее пространство постепенно заполнялось прочими звуками: птичьим щебетом, шорохом листвы на ветру, рычанием…
Рычание?! Картинка слегка плыла перед широко распахнутыми глазами. Небо скрывалось за густой листвой, нависшей над головой кроны. Казалось, листья забираются друг под друга, словно прячутся от невыносимо яркого солнечного света. В ноздри проник запах свежей травы и… Кровь! Зрение, наконец, сфокусировалось. Шея противно захрустела, поворачивая голову в поисках источника звука. Хек…
Непослушное, чужое тело повиновалось с изрядным запозданием. Бессильные руки упирались в выступающие из земли древесные корни, сползали по ним, в плотную, незнакомую с плугом землю. Наконец-то, спина почувствовала шероховатые выступы коры. Я сделал глубокий вдох. Хек… Еще один раздражающий хруст шейных позвонков и глаза обнаружили в конце концов то, что так напряженно искали. Хек…
Разум определил место действия поляной, и я не смел с этим спорить. Достаточно сложно назвать полем боя крохотный пятачок, диаметром не более полутора десятка шагов. Импровизированное ристалище по периметру окружала мрачная щетина леса. Посреди поляны одиноким клыком возвышался дуб. Ветви могучего дерева укрывали тенью практически всю свободную от прочих деревьев территорию. Наперекор классику, ни златой цепи, ни кота, а тем более ученого, возле дерева разглядеть не удалось. Открывшаяся моему взору картина изобиловала волками. Память лишь определила название хищников, отказываясь предоставлять информацию о том, доводилось ли мне ранее сталкиваться с пресловутыми санитарами леса. По-видимому, для понимания опасности сложившейся ситуации вполне хватало инстинктов.
Крупный, даже на фоне необъятного дерева, мужчина размахивал топором. Хек… Хищник пересекался со сверкнувшей на солнце сталью и, ломая траекторию прыжка, нырял в траву. Хек… Новый взмах и еще одна жертва катится по земле, сминая изумрудное покрывало растительности. К человеческой фигуре устремляются сразу три серые тени. Контуры животных размазываются в стремительных прыжках… Я изо всех сил сдерживаю рвущийся из горла крик. Где-то на задворках сознания успевает промелькнуть мысль, что мои вопли принесут мало пользы, отвлекая, вступившего в схватку со стаей, здоровяка.
– Р-р-р-р-р-р-р-ра-а-а, – разносится над поляной рокот человеческой глотки.
Звук просачивается сквозь частокол деревьев и возвращается отголосками эха. Мужчина раскручивается вокруг собственной оси, словно бросается в дикий необузданный танец. И завершает его вязью дарующих смерть сложных и прекрасных элементов. Хек… Лезвие топора встречает первую серую тень. Хек… Очередного хищника сбивает наземь мощный удар обухом. Хек… Остро заточенный конец топорища вонзается в широко распахнутую пасть последнего представителя дерзкой троицы.